Острые предметы

Я представила, как Энн, с ее неровной стрижкой, трудится над шитьем, вспоминая ту историю с ножницами – жестокую выходку, которой Натали себя заклеймила. Недолго думая, она со всей силы запускает в нее иглу, которая, неожиданно легко войдя в щеку, ударяется о кость. Представила, как игла торчит из щеки Натали, точно гарпун.

– Энн это сделала без видимых причин?

– Мне насчет этих девочек ясно одно: им не надо было причин, чтобы на кого-нибудь наброситься.

– Другие девочки их дразнили? Возможно, они были напуганы или раздражены?

– Ха-ха! – рассмеялась Кейти, искренне удивившись, но смех получился невероятно четким. Похоже на то, как если кошка, глядя вам в глаза, отчетливо скажет «мяу».

– Ну, я бы не сказала, что они летели в школу, как на крыльях, – произнесла Кейти. – Но об этом лучше поговори со своей сестренкой.

– Я знаю, что Эмма их донимала…

– Да поможет нам Бог, когда она перейдет в десятый класс.

Я молчала, надеясь, что Кейти Лейси Бракер расскажет о моей сестре побольше. Ничего хорошего, полагаю. Неудивительно, что она так обрадовалась моему приходу.

– А помнишь, как мы в школе устанавливали свои законы? То, что нравилось нам, нравилось всем, а тот, кто впал к нам в немилость, становился всеобщим врагом, – сказала она мечтательным тоном сказочника, словно представляя страну мороженого и веселых кроликов.

Я молча кивнула. Помню, как жестоко я обошлась с Лиэнн, не в меру серьезной девочкой, с которой дружила с начальной школы, когда она стала слишком беспокоиться о моем душевном здоровье, предположив, что у меня депрессия. И однажды утром, когда она прибежала в школу пораньше, чтобы поговорить со мной до уроков, я ее намеренно унизила. Как сейчас помню: под мышкой связка книг, нелепая ситцевая юбка, голова опущена всякий раз, когда она со мной говорит. Я повернулась к ней спиной и, обращаясь к другим девочкам, посмеялась над ее монашьим прикидом. Девочки это подхватили и всю неделю ее дразнили. Последние два года обучения в школе она в столовой держалась поближе к учителям. Достаточно было бы сказать одно слово, чтобы все насмешки прекратились, но я этого не делала. Мне надо было ее отстранить.

– Твоя сестра похожа на нас, но в три раза хуже. У нее еще более гадкий характер.

– Как он проявляется?

Кейти достала мягкую пачку сигарет из выдвижного ящика придиванного столика и прикурила от длинной каминной спички. Все так же курит, и до сих пор по секрету.

– Подружки Эммы – эти светловолосые девчушки, уже грудастые, – под ее руководством подчинили себе всю школу. Серьезно, это плохо. Иногда бывает смешно, но в основном плохо. Они каждый день заставляют одну толстую девочку приносить им обед и не отпускают до тех пор, пока она не съест что-нибудь без помощи рук, уткнувшись лицом в тарелку. – Кейти наморщила нос, но больше беспокойства не выразила ничем. – Другую девочку они прижали к стенке и заставили задрать футболку перед мальчиками, чтобы показать, что она безгрудая, при этом говоря непотребные слова. Ходит слух, что они взяли с собой на тусовку Ронну Дил – свою прежнюю подругу, с которой рассорились, – там ее напоили и… ну, скажем, подарили нескольким старшим мальчикам. И стояли за дверью на карауле, пока те с ней развлекались.

– Им ведь всего тринадцать лет! – воскликнула я. Потом вспомнила, что сама творила в этом возрасте. Впервые осознала, насколько это было возмутительно рано.

– Скороспелые девочки. Но ведь и мы отрывались вовсю, когда были немногим старше. – Голос Кейти становился хриплым от табачного дыма. Она выдохнула его вверх и посмотрела на сизое облако над нами.

– Наши выходки не были настолько жестокими.

– Весьма близко к этому, Камилла.

«У тебя – да, у меня – нет».

Мы молча смотрели друг на друга, вспоминая каждая свои подвиги.

– В общем, Эмма много возилась с Энн и Натали, – сказала Кейти. – Хорошо, что твоя мама ими заинтересовалась.

– Я знаю, что мама давала Энн уроки.

– Не только. Она занималась с ними в школе, приглашала к себе домой, кормила после уроков. Иногда она даже приходила во время перемен и сквозь изгородь смотрела, как они играют на площадке.

Представилось, как мама стоит у изгороди, держась за проволоку, и жадно смотрит. Потом – мама в белом, ослепительно-белом, держит Натали под мышкой и прикладывает палец ко рту, приказывая Джеймсу Кэписи молчать.

– Мы закончили? – спросила Кейти. – А то я уже устала от этой темы. – Она выключила диктофон. – В общем, я слышала о том, что у тебя шуры-муры с красавчиком-копом, – улыбнулась Кейти.

Из ее хвоста выбилась прядь волос. Я вспомнила, как она, покрывая лаком ногти на ногах, выведывала, не было ли у меня чего с одним баскетболистом, который был ей небезразличен. При упоминании Ричарда я постаралась не дрогнуть.

– Ох уж эти слухи, – улыбнулась я в ответ. – Одинокий мужчина, одинокая женщина… Моя жизнь вовсе не настолько интересна.

– Джон Кин так бы не сказал. – Она достала еще одну сигарету, закурила, сделала несколько затяжек, изучающе глядя на меня.