Бейтс, увидев, что мы завладели палубой, сдался, получив от нас обещание, что семья коменданта будет высажена на берег невредимой. Я приказал ему собрать все, что может понадобиться, и приготовился спустить на воду шлюпку. Когда она соскользнула со шлюпбалки, у борта появился капитан Фрер на своем вельботе и сделал смелую попытку пришвартоваться к кораблю, но вельбот пронесло мимо. Теперь я уже был полон решимости отвоевать свободу, и другие тоже хотели довести дело до конца. Я окликнул вельбот и пригрозил, что буду стрелять, если его команда не сдастся. Капитан Фрер отказался и снова хотел пришвартоваться и пытался взять нас на абордаж, но оба солдата на вельботе присоединились к нам и помешали ему выполнить свое намерение. Спустив арестованных нами людей в шлюпку, мы посадили туда же и капитана Фрера, а сами сели в вельбот и приказали Фреру и Бейтсу грести к берегу. После мы, взяв шлюпку на буксир, вернулись на бриг и всю ночь несли бдительную вахту, боясь, что они попытаются захватить корабль. На рассвете все собрались на палубе и держали совет, как разделить провиант. Чешир был за то, чтобы оставить пленников умирать голодной смертью, но Лесли, Ширс и я потребовали разделить запасы провизии поровну. После долгих и яростных споров гуманность одержала верх» и провиант был погружен на вельбот и доставлен на берег. Получив груз, Бейтс сказал: «Ребята, я не ожидал от вас такого доброго отношения – вы ведь отдали нам половину очень скудного запаса провизии, бывшего на борту. Когда у думаю о вашем предприятии, мне оно кажется очень рискованным: плыть на корабле, имеющем течь, да еще без единого опытного моряка, более чем опасно. Надеюсь, что бог сжалится над вами и убережет вас от гибели, когда вы встретитесь со множеством опасностей в бурном океане!» Миссис Викерс также сказала, что я был добр к ней. Она еще добавила, что желает мне всего хорошего и что когда она вернется в Хобарт-Таун, она будет просить о моем помиловании. Прощаясь, они махали нам платками и желали нам доброго пути за гуманное отношение к ним.
Позавтракав, мы начали сбрасывать за борт лишний груз из трюма, и это заняло все время до обеда. После обеда мы забросили маленький стоп-анкер с канатом в сто морских саженей, потом подняли основной якорь, и, так как прилив уже спадал, начали подтягиваться по верповому канату, и так с помощью верпа и каната передвигались вперед и добрались, наконец, до двух островков под названиями Кэп и Боннет. Тогда мы всем скопом принялись раскачивать бриг, а вельбот тянул его на буксире после того, как мы подняли верповый якорь. Таким путем мы благополучно провели бриг через Риф. Вскоре задул легкий бриз с юго-запада, и мы, дав выстрел из мушкета, чтобы оповестить оставшихся па берегу о том, что мы в безопасности, подняли паруса и вышли в океан».
Дочитав до этого места. Сильвия остановилась, мучительно стараясь что-то вспомнить. Она помнила выстрел из мушкета и то, что ее мать плакала над ней. Но дальше все застилал туман. Воспоминания скользили в ее мозгу как тени, и она тщетно пыталась их уловить. Однако чтение этой странной истории будоражило ее нервы. Несмотря па лицемерную выспренность слога и притворное благочестие автора, было видно, что кроме некоторого искажения фактов в свою пользу, а также с целью превознести смелость тюремщиков, во власти которых он находился, рассказчик не стремился приукрасить свое повествование нагромождением выдуманных опасностей. История отчаянного плана, задуманного и выполненного пять лет тому назад, была рассказана с суровой простотой и, неся на себе печать правдивости, в то же время пробуждала воображение читателя дополнить рассказ пропущенными ужасными деталями. И это вызывало к мятежникам большее сочувствие, чем если б то было подробное описание всех их злоключений. Ясность и простота рассказа придавали ему огромную силу воздействия, и девушка чувствовала, что сердце ее бьется быстрее, а поэтический ум стремится воспроизвести ужасную картину, набросанную скупыми словами каторжника. Она видела перед собой все это – синее море, жгучее солнце, медленно двигающийся корабль и жалкую кучку людей, брошенных на берегу. Она слышала… Что это? Что за шорох в кустах позади скамейки?… Птичка! Боже, как разыгрались нервы!