Ночью ли, днем ли, синьор Таризио во время перепряжек и пересадок всегда сам переносил все свое имущество, сам покрывал промасленной тканью верх кареты, завязывал узлы джутовых веревок. В тех местах, где нарочито придирчивые доганьеры осматривали багаж путешественников, он выходил из мальпоста. «В Италии таможенные границы почти на каждом шагу», — говорили тогда французские офицеры. Во всяком случае каждое мелкое владение этой страны, превращенное в имущество безработных принцев Европы, непременно имело свою таможню. И синьор Таризио прекрасно знал имя, фамилию, родственные связи каждого доганьера.
Если большие фьяски красного или белого дженцано попадали на пограничную таможню транспаданской жандармерии, то владельцу лучше было просто разбить бутыль или выпить ее со случайными попутчиками в дилижансе. Недаром тысячи бочек наилучшего кианти были вылиты тосканскими виноделами в силу того, что торговать вином с соседями было невозможно, а выпить такое громадное количество вина было не под силу тосканскому населению. Враждующие между собой мелкие государства, княжества, герцогства, графства отгораживались друг от друга щетиной жандармских штыков, над всем тяготела австрийская паспортная система, и, однако, все оказывалось бессильным, когда дилижанс синьора Таризио переходил через границу.
Честный коммерсант ухитрялся не только проезжать сам со своими скрипками, но и провозить добрых друзей, которые иногда переправляли совсем предосудительные вещи за границу Тосканского герцогства. Самым страшным грузом были мешочки с частной корреспонденцией. попавшей в руки конспираторов почтовых контор. Тысяча или две запечатанных писем могли обеспечить такому путешественнику конец жизни в глубоком мантуанском колодце или в секретной камере далекого моравского замка Шпильберг.
Опытные путешественники знали, что в дилижансе, который занял синьор Таризио, можно ехать спокойно. Как это ни странно, торговец скрипками не был занесен в таможенные списки австрийскими властями: быть может потому, что единственный на всю Италию комиссионер европейских оркестров, опер, придворных капелл, синьор Таризио еще не попал в поле зрения австрийской жандармерии. А может быть, какая-нибудь другая бабушка тогдашней истории ворожила своему почтительному внуку. Но так или иначе, синьор Таризио беспрепятственно проезжал все доганы. Доганьеры были довольны уже тем, что скрипки, не являвшиеся запрещенным товаром, оплачивались синьором Таризио при переезде границы гораздо лучше, чем оплачивали свое дрянное кислое вино итальянские купцы, переезжающие через мостик на свадебную пирушку к своему соседу за рекой.
Синьор Таризио покупал в Тироле скрипки старинных немецких мастеров, и сейчас Тироль был главным этапным пунктом его пути на Париж. Синьор Таризио с величайшей болтливостью рассказывал своим спутникам о жизни Парижа. Он рассказывал о Крейцере, о замечательном человеке, господине Байо:
— Это — властитель современного скрипичного мастерства. Это человек, обладающий всеми тайнами скрипичного искусства.
— Байо? — переспросил Паганини. — Мне говорили, что в Париже находится лучшая коллекция скрипок в мире и что Байо начал свою музыкальную жизнь придворным скрипачом Людовика Шестнадцатого, казненного французского короля, а теперь — первый придворный скрипач императора Наполеона.
Таризио кивал головой.
— Коллекция скрипок исчезла, — сказал он. — И если бы не воля нынешнего императора Франции, который прикинулся революционером, в то время как был послушным орудием божественного провидения, то, конечно, погибли бы великие искусства Франции.
Таризио говорил гладко, закругленными, красивыми фразами. Паганини с любопытством и интересом наблюдал за речью и движениями этого человека.
В промежутке между Пизой и Флоренцией, когда утомление после качки на горных дорогах дало себя чувствовать, пассажиров стало клонить ко сну. Синьор Таризио закрыл было глаза, но потом, по-видимому, привычка воздерживаться днем от сна взяла свое. Паганини заметил, как внимательно он выглянул в верхнее окошечко дилижанса, посмотрел в лицо заднему форейтору и потом, словно успокоившись, достал книгу в кожаном переплете, с золотым обрезом и медными застежками. Паганини прочел заглавие, украшенное киноварью и золотом. Это была
«Этот синьор, — подумал Паганини, — не так прост, как он это хочет показать!»
И действительно, сумев поддержать беседу с синьором Таризио, Паганини убедился, что это далеко не простой комиссионер. Синьор Таризио ставил все события европейской истории в связь с переменами, происходящими под корой земного шара, и с движением планет и созвездий. Заметив интерес Паганини к тому, что он читает, он отметил ногтем страницу и передал ему книгу.