Освободители

О ты, герой сегодняшнего торжества,Сан-Мартин, светоч всей Америки,

Прими это благодарственное поклонение,Которое Лима, преданная и героическая,

С ликованием оказывает тебеИ горячо и искренне воздает тебе почести.

Кокрейн вошел в Лиму 17 июля и тоже был встречен как герой. Его людям было обещано жалованье и щедрое вознаграждение, когда будет достигнута окончательная победа; он поставил себе задачу, чтобы они получили его и чтобы ему самому досталась его доля призовых денег. Сан-Мартин под влиянием своего зловредного помощника Бернардо Монтеагудо, который ненавидел Кокрейна и рассчитывал, что чилийская эскадра отойдет Перу, колебался и уходил от ответа. Все больше одурманенный опиумом и напитками, Сан-Мартин соглашался с ним, к вящей ярости Кокрейна. 4 августа оба лидера крупно повздорили в президентском дворце. Сан-Мартин не верил в Кокрейна, считая его слишком горячим и способным на необдуманные поступки. В свою очередь, Кокрейн считал Сан-Мартина трусом, пристрастившимся к пьянству, и деспотом. Сан-Мартин не был ни тем ни другим, однако у него не имелось денег, к тому же он сознавал, что его политическая власть зависит от войск, одолженных у Чили. Когда он предложил «купить чилийскую эскадру» для Перу в обмен на долги по зарплате морякам, Кокрейн среагировал с таким ехидством, что Сан-Мартин встал и потребовал от него не забывать, что тот разговаривает с Защитником Перу. В ответ Кокрейн заявил: «Теперь настала моя очередь как чилийскому командующему и соответственно представителю страны потребовать выполнения всех обещаний, данных Чили и ее эскадре, но в первую очередь эскадре». Сан-Мартин вне себя от гнева парировал: «Чили! Чили! Я никогда ни реала не заплачу Чили! А что касается вашей эскадры, можете забирать ее и катиться куда угодно. А мне вполне достаточно и пары шхун». Он тут же опомнился, взял себя в руки и попросил Кокрейна: «Мой лорд, забудьте обо всем этом». «Постараюсь, если смогу», — ответил Кокрейн и, резко развернувшись, ушел. Сан-Мартин последовал за ним и предложил ему командование перуанским флотом. Кокрейн назвал это «бесчестным предложением». Взбешенный Сан-Мартин снова отказался заплатить морякам.

У Кокрейна, однако, были свои методы. Корабль с казной Сан-Мартина — «Сакраменто» — только что отплыл из Кальяо в Анкон, следуя вдоль побережья. Убедившись, что экипаж его поддерживает, Кокрейн бросился в погоню за «Сакраменто», взял его на абордаж и забрал приличный груз серебра и семь мешков золота. Реально его добыча составила — в пересчете — около 285 000 долларов. Он расплатился со своими людьми, а 40 000 отдал армии — к чести Кокрейна, следует отметить, что себе он не взял ни гроша. Разъяренный Сан-Мартин приказал ему вернуться в Лиму, но вместо этого он бросился в погоню за испанскими фрегатами «Венганса» и «Пруэба», которые до сих пор постоянно ускользали от него. К январю 1822 года он добрался до Акапулько в Мексике, но так и не нашел их. Ему стало известно, что они укрылись в Гуаякиле, но, прежде чем он смог настичь их, они сдались представителям Сан-Мартина. Обозленный этим и опасаясь ареста и расстрела, Кокрейн предусмотрительно миновал Лиму и на всех парусах направился на юг — в Вальпараисо, где его ожидал восторженный прием. Он всюду твердил о вероломстве Сан-Мартина и его попытке обмануть Чили, захватив ее эскадру. Позднее, когда Сан-Мартин оказался в изгнании, Кокрейн сделал все, чтобы арестовать и посадить его. Сам же О’Хиггинс поддерживал обе стороны. Он писал Кокрейну:

«Я приношу Вам и доблестным офицерам под Вашим началом самую горячую благодарность за Вашу верность и героизм, проявленные в борьбе за дело Чили… У Вас нет более причины получать приказы из Лимы, ни прямые, ни косвенные, поскольку с момента провозглашения декларации о независимости этой страны под протекторатом Сан-Мартина предоставленные ему временные полномочия для командования флотом кончаются… Мы ни в коей мере не должны объявлять его пиратом, ибо он может прибегнуть к блокаде или же вступить в союз против нас с какой-либо другой страной».

Кокрейн видел, что О’Хиггинс все больше попадает под влияние коррумпированного, склонного к интригам советника Родригеса Альдеа. Кокрейн восхищался О’Хиггинсом, однако так написал о нем: