Освобождение

…попалась. Каким-то чудом обрела плоть и кровь. Теперь духу позволено в последний раз ступить на земную твердь и бродить по ней до захода солнца. Только до захода солнца.

Фавн хорошо запомнил девушку и ее запах в доме на берегу озера.

Он закрывает глаза и делает глубокий вдох.

Вот. Вот же она.

Он мчится по городу на такой скорости, что местные обитатели не успевают ничего увидеть. Зато успевают почувствовать. У прохожих бегут мурашки, мелкая дрожь по спине – у кого-то она доходит до самых чресел. В конце концов, одни считают фавнов божествами (ошибочно), а другие – древними похотливыми существами, дарующими плодородие полям, животным и людям (вот это уже правда). Сегодня в городе будет зачато немало детей.

Однако, незримо скользя между мгновениями и секундами странных и беспокойных людских жизней, фавн не позволяет подобным мыслям надолго занимать его разум. Он напал на след, учуял тонкую струйку ее запаха в ветре: она свивается в спираль, которую способны учуять лишь фавны да самые внимательные ищейки.

Девушка где-то остановилась. Ее силуэт становится все больше на горизонте его чувств. А за ней…

За ней – целая стена похожих запахов.

Она нашла свой дом. Свою семью.

Фавн прибавляет шагу.

Она нашла свой дом. Дом этого тела, его семью. Здесь так темно, такая черная, недобрая скорбь сочится от этих существ и пеленой висит в воздухе, что даже удивительно: почему они ее не видят? Как не понимают, что сами отравляют свой дом?

– …и что сами несут себе погибель, – вслух произносит она.

А может, она и есть – их погибель?

Запустелый двор. Древняя газонокосилка в углу давно поросла травой. Детские игрушки – чьи? что за дети тут живут? она не знает – разбросаны по выжженной лужайке. Двор обтянут забором из сетки-рабицы, но он давно покосился и не может никого остановить, просто обозначает границы владений. Она без труда его перешагивает. Кажется, тут жила собака: в траве лежит цепь с ошейником. Да. Виктор – ее бывший, с которым она встречалась до Тони, – невзлюбил ее пса Карла, и однажды ночью Карл исчез. Она так и не дождалась от Виктора объяснений.

– Но почему-то не ушла, – произносит она с тревогой.

Виктор оставил в ее сердце рану – свежую и кровоточащую, из которой до сих пор торчит крючок, которым он привязал ее к себе. Она до смерти его боялась. И не могла уйти.

А потом – взяла и ушла.