—
Крымская операция продолжалась с 8 апреля по 12 мая. Прорвав оборону на Сиваше, наши войска уже на пятый день наступления вышли к Севастополю. 9 мая город пал.
Если в 1941–1942 годах гитлеровским войскам понадобилось 250 дней, чтобы овладеть Севастополем, то Советская Армия освободила его за пять суток после предпринятого штурма.
Последовавшая затем Ясско-Кишиневская операция, проведенная в конце августа войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов — одна из самых крупных и выдающихся по своему стратегическому и военно-политическому значению операций Советских Вооруженных Сил.
Возглавляемые Толбухиным и Малиновским войска за короткий срок полностью разгромили группу армий «Южная Украина», уничтожили 22 немецкие и почти все румынские дивизии. Операция ликвидировала немецкую оборону на южном крыле советско-германского фронта, изменила всю военно-политическую обстановку на Балканах.
После ее завершения войска фронта Толбухина участвовали в Белгородской и Будапештской операциях. Затем в ходе подготовки Венской операции возникло зарево нового сражения, Балатонского.
БАЛАТОНСКОЕ СРАЖЕНИЕ
«Зеленой улицей», без лишних остановок и задержек мчались на 3-й Украинский эшелоны истребительно-противотанковой бригады. Поначалу они предназначались на другой жаркий участок тысячекилометрового фронта, но угрожающая обстановка потребовала изменения маршрута, и последовала на то команда Ставки. Конечной остановкой определялся небольшой городок у Будапешта.
Пушки бригады были грозой для немецкой бронетехники. Длинноствольные, большого калибра, они насквозь пробивали пресловутые «пантеры», «тигры», «фердинанды». Отчаянные парни-иптаповцы об орудиях и о себе говорили: «У наших орудий стволы длинные, а наша жизнь короткая».
Бригада формировалась в Средней Азии, потом успешно вела бои в Сальских степях и на Маныче, отличилась при штурме Ростова.
Теперь ее эшелоны достигли назначенной конечной станции. Солнце склонялось к горизонту, по земле стелились длинные тени, вдали на пригорке закатом горели окна домов. В последний раз паровоз выдохнул пары, затормозил, и грохот буферов прокатился из конца в конец состава.
Из теплушки выпрыгнул затянутый ремнями, с полевой сумкой на боку капитан — командир противотанковой батареи, зашагал к полуразрушенному станционному строению. За ним поспешал солдат-ординарец.
Неподалеку, на соседних путях лежали рыжие от огня закопченные цистерны, торчали искореженные рельсы.
— Вот, Гайнуллин, полюбуйся! — сказал солдату старший сержант Иванченко. — Когда-то была станция, а теперь полнейший разгром.
Лицо у старшего сержанта в глубоких складках, обвисли пшеничные усы, совсем ему не идущие. На гимнастерке два ордена и три медали. И еще три нашивки за ранения.
— Бомбили совсем недавно, — заметил Одинцов, помощник наводчика — солдат со шрамом на щеке. Он потянул носом. — Даже гарь еще не выдохлась.
Находившиеся в теплушке были уже в полном сборе: затянутые ремнями шинели, с противогазами на боку, в руках карабины. На предыдущей станции всех предупредили о выгрузке.
Тонко пропела труба.
— Разгру-ужайтесь! — пронеслось по эшелону. — Разгру-ужайтесь!