Освобождение животных

будет вынужден доказывать, что мы должны относиться к живым существам, исходя не

из истинных их особенностей, а руководствуясь нередко абстрактной полезностью «в

целом для видов». Чтобы увидеть, к каким ужасающим последствиям может привести

такой подход, представим себе, что в каком-то далеком будущем в обществе с далеким

для нас культурным укладом, люди придут к выводу, что большинству женщин будет

удобным и нормальным, если мужчины, оставшись дома, будут смотреть за детьми,

вместо того, чтобы ходить на работу. И такое решение, конечно, вполне будет

совместимо с фактом (очевидным и по-своему доказательным), что действительно

существуют женщины, которым меньше подходит смотреть дома за детьми и более

нравится отправляться каждое утро на работу, чем многим мужчинам. Будут ли в таком

случае философы утверждать, что такие женщины, являясь исключением из общего их

большинства, должны восприниматься в соответствии с тем, что является «обычным

для их пола», и поэтому, например, могут быть не допущены в медицинскую школу

(как имеющие отклонение от общепринятой нормы), причем это может быть сделано

несмотря на то, что в своих основных показателях — это обыкновенные женщины? Я

не думаю, что будет правильным делать из случайного штриха фундаментальные

выводы. И я считаю, что в приводимых аргументах трудно увидеть что-то (исключая

разве что защиту интересов представителей своего собственного вида, причем лишь по

той причине, что они представители нашего собственного вида). Подобным же образом

мы должны проверять и все другие философские доказательства, воспринимая их лишь

с одной позиции — как предупреждение о той легкости, с какой не только

неискушенные люди, но даже и самые опытные в умении построения нравственных

обоснований, могут быть принесены в жертву господствующей идеологии.

Стержневое значение этой книги заключается в том, чтобы заявить, что дискриминация

против живых существ лишь только по единственной причине их видовой

принадлежности — является формой предвзятости, аморальности и издевательства над

беззащитным так же точно, как и дискриминация, осуществляемая на основании

расовой принадлежности. Я не вкладываю в это содержание чего-то незыблемого и

закрытого для критики и не выдвигаю его как постулат на века, или как формулировку

моей собственной точки зрения, с которой другие могут соглашаться или нет. Я только

привожу доказательства, обращаясь скорее к разуму, чем к эмоциям и чувствительной

сентиментальности. Я избрал этот путь не потому, что не осознаю важности такого

фактора, как чувства и переживания в выработке позиции к другим существам, а

потому, что решения, принятые рассудком, более универсальны, более тверды и

неодолимы и представляют больший интерес. Я не думаю, что только одними

призывами к сочувствию и добросердечию можно убедить большинство людей в

несправедливости спесиецизма. Даже там, где дело касается интересов других

человеческих существ, для нас, людей, всегда бывает приятной неожиданностью

обнаружить тяготение нашего сочувствия к представителям своей нации или расы.

Почти каждый, однако, подготовлен, по крайней мере номинально, слушать разумные

доводы. Можно также допустить, что имеется определенное количество людей,

любящих пококетничать с непомерным субъективизмом в моральности, говоря, что

любая моральность фактически такова, как и любая другая. Но когда тем же самым

людям предлагают сказать, что они думают о моральности Гитлера или о рабском

труде, таковы ли они, как у Альберта Швейцера или Мартина Лютера Кинга, лишь

после этого они убеждаются, что мораль у разных людей различна. Вот так, работая

над этой книгой, я полагался на разумные аргументы. И теперь, если вы не сможете

опровергнуть главный аргумент этой книги, вам придется признать, что спесиецизм

несправедлив, и это означает, что если вы относитесь к нравственности серьезно, вы

должны постараться удалить спесиецизм практически из вашей жизни и противостоять

ему всюду, где бы он не появился. Иначе говоря, любое обожествление превосходства

и непорочности собственного вида будет лишать нас базиса для критики расизма или

сексизма, если при этом мы не будем прибегать ко лжи и лицемерию.

В этой книге я в общем избегал споров на тему, что к животным мы должны быть

добрыми потому, что жестокость к животным неизбежно приведет к жестокости к

людям. Возможно это действительно правда, что доброта к людям и другим животным

часто идут вместе, но независимо от того, так это или нет, если мы будем упорно

стремиться сказать (как кстати считали Фома Аквинский и Кант), что именно в этом

кроется истинная причина, почему мы должны быть добрыми к животным, то это

прозвучит как полноценная позиция спесиецизма. Мы должны рассматривать интересы