Мои зубы были сжаты, когда я села. Конечно, Каликс, возможно, спас Тагиза от верной смерти, но чем больше я о нём узнаю, тем меньше он мне нравится. Кроме того, готова поспорить на последнюю резинку для волос, которую я спрятала под мехом, что Каликс не усыновил бы Тагиза, если бы у него были собственные дети.
— Ты знаешь, что не только женщины ответственны за беременность. Твой отец может быть стерильным.
Он хмурится.
— Стерильным, — говорит он по-английски, и я понимаю, что на браксианском нет перевода.
Кто бы сомневался.
Я объясняю концепцию, хихикая над недоверчивым выражением его лица.
— Ты уверена?
Я киваю и смотрю на него.
— Я уверена.
— Хм. — Он долго думает об этом. — Мой отец не знает об этом.
— Я счастлива объяснить ему эту ситуацию, — ласково говорю я, и он смеётся, обнимая меня за плечи и притягивая обратно к себе.
— Итак, — говорю я. — Каликс предложил тебе выбор.
— Да. Он сказал, что был впечатлен храбростью, которую я проявил, когда попытался напасть на него. Он знал мужчин старше меня, которые не могли поднять меч, которым я замахнулся на него. Он объяснил, что его семья имеет давнюю традицию служить королю. Если бы он воспитал меня как своего сына, от меня ожидали бы, что я буду тренироваться усерднее, чем я когда-либо мог себе представить, и защищать будущего короля племени ценой своей жизни.
Я улыбаюсь при мысли, что Ракиз и Тагиз насмехаются друг над другом, когда Каликс произносит это заявление.
— Держу пари, тебе понравилось, как это звучит.
Он смеётся.
— Я не собирался отказываться от лучшего предложения, которое когда-либо слышал. Предложение, которое включало в себя присоединение к одному из самых больших и могущественных браксианских племён на Агроне. Ракиз запротестовал, но Каликс сказал ему, что будет счастлив сообщить отцу о том, как Ракиз пытался убить одного из своих «заключенных», прежде чем его допросили.
— Значит, тебя воспитывали как сына Каликса.
Он кивает, и я глажу пальцем по одной из его грудных мышц, обдумывая всё, что он мне сказал.
Тагиз может думать, что он всем обязан Каликсу, но я вижу этого парня таким, какой он есть. Мастер-манипулятор, который заботится только о себе и о том, кем, по его мнению, должен быть Тагиз.
Он взял испуганного сироту и воспитал его, чтобы он верил, что у него есть только один вариант в жизни. Он вырастил его с верой в то, что он в долгу перед Каликсом, потому что он спас его от бойни на поле боя.
— Можно вопрос?
— Конечно.
— Как ты думаешь, кто-нибудь из других воинов в этом лагере убил бы тебя в тот день?
Он долго молчит.
— Нет. Честь — значит всё в этом племени, и в убийстве ребенка нет чести.
— Но ты не знал этого тогда.
— Нет. В моём племени мы сражались и убивали всех.
— Значит, ты автоматически чувствовал себя обязанным Каликсу за спасение твоей жизни.
Он напрягается.
— Он действительно спас мне жизнь. Ему не нужно было принимать меня как своего, Зои.
— Я знаю. Но как ты думаешь, отец Ракиза действительно позволил бы тебе покинуть его племя только с едой и мечом?
— Нет. Но тогда я этого не знал.
— Точно.
— О чём ты?
Я тщательно подбираю слова. Как бы я ни ненавидела Каликса, он всё ещё отец Тагиза.
— Я говорю, что, может быть, ты чувствуешь, что тебе нужно соответствовать идеалам Каликса, просто потому, что ты чувствуешь, что ты в долгу перед ним за то, что он принял тебя к себе в детстве. Но любой порядочный человек поступил бы точно так же.
Он обдумал это.
— Ты рассказала неплохой вариант сложившейся ситуации, но это ничего не меняет. Я единственный сын своего отца. Сын, которого он выбрал. Без него и моей матери я был бы очередным лагерным сиротой, возможно, отданным родителям, которые не следили бы за моим обучением. Родителям, которые не позаботились о том, чтобы я стал сильным воином.
Я киваю, делая вид, что я приняла его ответ. Но я ничего не отпущу на тормозах. Я не сомневаюсь, что Каликс любит своего сына. Как он мог его не полюбить? Но, предложив этому напуганному, одинокому семилетнему ребенку выбор в обмен на то, что он его воспитает, он дал понять, что дом, который он ему предложил, завязан на условиях. Делай, как сказал Каликс, живи так, как он хочет, и у Тагиза будет дом.
Тагиз целует меня в лоб. Потом мою щеку. Затем он нежно касается моих губ своими, прежде чем спуститься вниз по моей шее, заставляя меня извиваться от желания, когда его тёплое дыхание щекочет раковину моего уха.
Я вздрагиваю от этого, и он издает низкий смех, когда я выгибаюсь, мои руки тянутся к нему в попытке притянуть его ближе.
Он берёт оба моих запястья одной рукой, удерживая их между нами.
— Моя очередь, — бормочет он. Он наклоняется, и его губы требуют большего, пока его язык завоёвывает мой рот. Я снова пытаюсь поднять руки, но он мягко сжимает мои запястья, давая понять, что он главный.
Его глаза темнеют, когда он медленно отстраняется, и я облизываю губы. Он издает грубое проклятье, прежде чем снова поцеловать.
Внезапно он откидывает меха, его взгляд снова впивается в моё обнажённое тело.