Освобожденный Эдем

При этом канон подвергался все большей социализации. Если в православии для спасения души, что является «критерием истины» любого религиозного мировоззрения, достаточно только веры, никакой мирской деятельности здесь, в общем, не требуется, то в католицизме деятельностная составляющая уже становится необходимой: католик для спасения обязан совершать «благочестивые поступки» в миру, причем не только в виде раздачи милостыни, но и в виде поддержки благих социальных проектов. А в протестантизме данный механизм является уже почти полностью светским: здесь спасение осуществляется через «мирское творчество», критерием которого становится профессиональный успех.

В этом смысле социализм стал логическим продолжением протестантизма. Для спасения души, понимаемого в «четвертой конфессии» как идеологическое «оправдание жизни», вера (религиозная вера) уже совсем не нужна, достаточно деятельности по построению «нового общества».

Показателем предельной социализации христианства стала Всеобщая Декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Фактически, был образован «светский канон» европейской цивилизации: перевод метафизики христианства на язык международных обязательств и соглашений.

С одной стороны это явление позитивное. Христианский канон обрел таким образом светское воплощение. Из мистической неопределенности, воздействующей на реальность лишь силой нравственного излучения, он превратился в юридический механизм, сшивающий собой различные аспекты действительности. Христианский долг, ведущий человека к спасению, заключался теперь в исполнении международных законов.

С другой стороны, формализация христианства, привела к тому, что канон целиком совместился с матрицей. Между ними не осталось неосвоенного пространства: европейская цивилизация утратила трансценденцию. Она утратила вертикальное измерение, обеспечивающее развитие, и тем самым — пассионарность как разность потенциалов «небесного» и «земного». Не случайно, что в Конституции Объединенной Европы при всей тщательности и взвешенности ее нет даже упоминания христианства. Дело тут не в политкорректности, которой требует этническое разнообразие современной Европы, просто христианство стало меньше реальности и уже не способно ее далее формировать. Напротив, реальность вышла за пределы христианских координат и сейчас складывается стихийно — вне какого-либо конвергирующего метафизического воздействия.

Можно было бы, разумеется, продолжая мысль Владимира Соловьева о том, что иудаизм исполнил свое предназначение, создав христианство⁶

, предположить, что теперь христианство исполнило свое историческое предназначение, создав ислам, — в дальнейшем именно он будет ответственен за формирование новой реальности. Это и есть та матричная технология, которая необходима миру. Однако ситуация, на наш взгляд, принципиально иная.

Если пользоваться самыми крупными координатами, обозначающими реальность, то трансформацию современности можно представить в виде двух глобальных процессов, которые отчасти сопряжены друг с другом.

Первый процесс — это переход от традиционного общества к обществу индустриальному. Второй — переход развитого индустриализма в когнитивную (постиндустриальную, информационную) фазу развития.

Для традиционного общества, которое в той или иной форме господствовало на земле в течение многих тысячелетий, характерны патриархальная семья, включающая в себя сразу несколько поколений, сельскохозяйственная экономика (на поздней стадии — с элементами индустриализма) и авторитарное, как правило, монархическое государство, очерчивающее своими границами ареал данной культуры. Трансценденция в таком обществе жестко регламентирована, соответственно регламентирована личная и общественная мораль. Социальная онтология тяготеет к устойчивости, а не к изменчивости. Традиция в любой сфере деятельности священна и не подлежит пересмотру. Жизнь в основном воспроизводит самое себя.

Для индустриального общества, в свою очередь, характерна редуцированная семья, состоящая, как правило, из родителей и детей, индустриальное (машинное) производство, захватывающее в том числе и сельскохозяйственный сектор, и национальное государство, выражающее представление данной культуры о себе самой. Поскольку социальное пространство семьи сокращается, то возрастает социальное пространство личности. Это закрепляется в гражданских правах и демократической форме правления. Трансценденция в индустриальном обществе становится светской и переходит в форму универсальных социальных доктрин. Общество ориентировано не на сохранение, а на развитие: инновации приобретают престижный статус.