Освоение времени

Мое мнение об «отстойнике» окрепло. В него затянуло аппаратчиков, сюда же попал и я. Но у меня есть возможность вернуться в своё время, а у них, по всему, нет.

Рюкзак, отощавший в поиске, плеч не давил, и я довольно быстро приблизился к месту, где горел костёр.

Под ногами шелестел тонкий песок. Как только здесь могли расти деревья? Даже трава не выживала. О подлеске и говорить нечего. Молодых деревьев почти не видно — пока шёл, встретил два или три, чуть повыше меня, тонкие как хворостинки, с кольчатым венчиком листьев. Таких деревьев я ещё никогда не видел. Вообще никогда: ни в книгах, ни в кино. Особенно поражали стволы. Их будто кто специально изломал, и острые углы изломов так и остались, создавая впечатление скопища стальных конструкций, сброшенных вниз с большой высоты: забытые, искалеченные и безжизненные. Птиц не слышно, а следы животных отсутствовали, лишь несколько жидких дорожек в один след, оставленных людьми.

Рядом с озерцом влажный песок был истоптан больше. Вода в пологих берегах застыла расплавленным серебром. Ветер где-то затаился или вовсе не посещал этот уголок давно прошедшей поры.

Странная роща, странное местечко.

По истине — отстойник.

Жаркое пламя костра трубой било вверх. Близко к нему, хотя тепло его я почувствовал шагов за десять, стояли люди с повернутыми ко мне лицами. Пять человек. Я шёл к ним, ощущая неуверенность и какое-то беспокойство: они как будто поджидали меня не для того, чтобы радостно приветствовать как спасителя, но как жрецы, готовые принести меня в жертву неведомым богам.

Что-то я им сейчас скажу? Оратор я, не ахти какой. Да и поймут ли они меня? Наверное, существуют между нами какие-то барьеры. Но просто поговорить — полдела. Как проще объяснить им — кто я и что? На этот счёт даже Симон ничего не смог мне посоветовать.

— Ты их найди, — сказал он с ударением на последнее слово, — а уж там — по обстоятельствам.

Первое впечатление: одеты аппаратчики по-разному, но на одно лицо. Довольно красивые, мужественные. Почти одного со мной роста, под метр девяносто пять. Широкоплечие.

Чуть после увидел и иное. Конечно, они не походили друг на друга. Только взволнованные сходными чувствами при виде меня, свалившегося к ним словно с неба, они сделались одинаково растерянными и настороженными.

По их сдержанному поведению при встрече мне стало ясно — во мне они своего не признали. Может быть, весь мой вид: двухнедельная щетина, исхудавшее лицо, красные глаза от недосыпания — им не понравился, или рюкзак и мои кирзачи их шокировали. Уж не знаю. И как я ни старался, если не завоевать доверия к тому, что говорил, то хотя бы более тёплого приема, ни того, ни другого я не добился.

Правда, они мне кое-что рассказали. Все они, оказалось, непроизвольно были выброшены в реальный мир. Называли разные годы прошлого, в котором, по их мнению, они оказались. Впрочем, разброс составлял всего лет двадцать. И, тем не менее, все они проявились именно здесь, в котловине, с небольшими интервалами. Первый из них попал сюда три дня назад, последний — вчера к вечеру.

Честно говоря, не ожидал я такого натянутого приёма. Как будто я им был в тягость, и они с нетерпением ожидали, когда я их, наконец, оставлю в покое. А слова едва цедили. Если я по направлению к ним делал шаг, то они тут же отступали от меня. Двое даже перешли на другую сторону костра и оттуда сквозь свилеватый столб воздуха от горячих восходящих потоков безучастно глазели, как я, сдерживаясь, чтобы не вспылить, пытаюсь что-либо выведать у них, дабы спасти их же. Они даже имён своих не назвали, когда я представлялся…

Они-таки вывели меня из себя. В конце концов, разыскивая их в бездне времени и пространства, я отощал, одичал и пережил кучу неприятностей, а они тут в прятки-загадки со мной играют. Нашли время и место!

В общем, я закатил им спич, от которого они вначале остолбенели, а потом стали смеяться, подлив масла в огонь моей ярости, так как мне казалось, что ничего смешного я им не говорил, а напротив.

— Ну, и… сидите здесь! — крикнул я в сердцах, готовый и вправду покинуть их.

Один из них, одной рукой держась за живот, другую протянул в мою сторону.

— Извини нас. Мы смеёмся над собой. Мы приняли тебя за перля.

— Я — КЕРГИШЕТ, — гордо оповестил я их.

Почти по Горькому: КЕРГИШЕТ — это звучит гордо!

— Возможно, — предположил он, всё ещё не снимая с лица гримасы смеха. — Но мы-то думали, что ты перль.

Он подчеркнул это мне слово — перль. Что оно означало, я не знал, так же как они не знали, естественно, что означает КЕРГИШЕТ, а потому ответил как можно непринуждённее:

— Я к нему отношения не имею.

Те двое, что ушли за костёр, вернулись на прежнее место, а аппаратчик, обратившийся ко мне первым, подошёл и прикоснулся к моей руке. Удостовериться, в плоти ли я или призрак?

— Неужели можно двигаться во времени без тайменда?

— Без чего? — сухо поинтересовался я.

Я ещё не остыл от недавнего возмущения и оттого позабыл, что о тайменде мне уже говорил Симон.

— Безаппаратным способом?

— Как видите.