Освоение времени

Иван с сомнением оценил предоставляемое убежище или укрытие. Оно больше походило на беседку, устроенную для отдыха в знойные часы в укромном уголке сада, — навес на четырёх опорах, невысокая решётчатая загородка, вот и всё.

— Внешний вид, — поспешил развеять его недоумение человечек.

Они вошли в открытый проём без дверей и очутились в большой комнате явно жилого назначения: кровать, диван, на стене картины в фиолетовых тонах — пейзажи.

— Здесь, — провожатый явно любил это слово и произносил его с удовольствием, — господину следует ждать. Здесь его никто не потревожит. Здесь… отхожее место. Здесь… можно обмыть лицо и тело. Еда в холодильнике. Всё!

Он церемониально поклонился, показав загорелую проплешину на голове, и вышел под солнце.

Иван поскрёб свой затылок и неторопливо огляделся. Потом потрогал вещи, убедился в их реальности — всё добротное, уютное. Какие-то книжки на полочке над холодильником, в углу разборные гантели, а над ними, в рост Ивана, миниатюрная ниша с портретом мужчины лет сорока с длинным породистым лицом и тяжёлым подбородком. Нос прямой, глаза как у святых на иконах обращены к небу. Нельзя было определить — фото это или рисунок.

«Может быть, и правда икона?» — пожал плечами Иван и направился к проёму, приведшему его сюда, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, не продолжают ли охоту за ним люди Маклака.

Однако на полушаге от предполагаемого выхода он наткнулся на невидимую стену.

— Фу ты, чёрт! — засмеялся он и приложил ладонь к ушибленному месту на лбу. — Мог бы догадаться.

Он тщательно ощупал преграду и нашёл её пластичной, но непреодолимой.

Выбор

Изоляция от внешнего мира не испугала, а успокоила его. Так и надо — отсидеться, чтобы в Поясе утихомирились в его видимом отсутствии. Это если он теперь, конечно, находится в надёжном укрытии. К примеру, пусть о нём позабудут те же самые охотники Маклака. Кстати, почему они за ним охотятся? Вообще, непонятно. Если только как за неудавшимся Подарком? Тогда, кто такой Маклак? И его самонадеянные подручные? Посланец от Напель назвал их собаками Маклака. Значит, знает, кто они такие и кто их хозяин. Знает о них и Напель… Надо поспрашивать.

Другая причина, для чего ему было необходимо вот так на некоторое время отключиться ото всего, состояла в другом: следовало, наконец, остановиться и подумать о себе, выработать линию поведения и план на будущее. Или, если не план, то какое-то разумное представление о своих дальнейших действиях: сколько тут отсиживаться, о чём говорить с Напель, как прорваться через Пояс домой?

Но все планы и предположения решил пока что оставить на потом. А сейчас… Он устало провёл ладонями по глазам. Пошёл и умылся. В холодильнике нашлись еда и питьё по вкусу. Иван плотно и со смаком поел, затем, кривясь в ухмылке, — будто в кинобоевике участвует — достал бластер, сунул его под подушку и лёг, не раздеваясь, на многоцветное покрывало кровати.

Уснул мгновенно.

Проснулся от ощущения — рядом кто-то есть, но без чувства опасности. Потому, прежде чем открыть глаза, сладко и с удовольствием потянулся. Мышцы отдохнули и отзывались приятной ломотой и готовностью выполнить любое его желание.

Рядом с кроватью, близко наклонясь к его лицу, сидела Напель. Её огромные глаза излучали тепло и нежность. Так ему показалось. Повинуясь внезапно возникшему чувству, он обхватил девушку сильными руками и привлёк к себе. Вдохнул волнующий запах тонких духов. Мысли и действительность в голове его затуманились.

Напель не сопротивлялась. Вялое её тело под тонким полупрозрачным одеянием не обещало ничего. Он словно держал в руках большую тряпичную куклу. А холодные губы остались неразомкнутыми в ответном поцелуе. У него пропало всякое желание довести до конца задуманное. Он отстранил её от себя, всмотрелся в неподвижные черты лица: они были неживыми, будто фарфоровыми.

И глубина широко раскрытых глаз…

— Не здесь и не сейчас, — чётко произнесла она, почти не разжимая губ.

И лишь после этих слов будто бы очнулась, оживилась. Взгляд потеплел, и кроме тепла, принёс обещание. Иван прерывисто передохнул.

— Наверное, ты права. Не место и не время.

Он встал с постели и направился умываться, ощущая в себе переполнявшие его неистраченные силы. Вода освежила, пригасила чувства, но и придала бодрости.

Напель продолжала сидеть у кровати. Высокая причёска, сбитая Иваном, осталась не поправленной, матовая кожа шеи и щеки, повёрнутой к нему, рделись либо от его рук, либо от смущения.

«Если на земле когда-то были богини, то Напель — одна из них», — глядя на неё, сказал он себе.

Но было в ней что-то неудобное для взгляда в полное лицо. И сейчас, не таясь, рассматривая его, Иван понял что именно. Чуть выше бровей, там, где у иных обозначается лобовая впадина, у Напель затаилась ниточка морщины, слегка прогнутой к переносице. Она не безобразила лик девушки, а делала его не только прекрасным, но и мудрым. Слишком мудрым. А это так не вязалось со свежестью и юностью остальных её черт.