От «А» до «Я». Александр Абдулов и Олег Янковский

Конечно, у меня очень много несыгранных ролей – ролей, которые мне очень хотелось бы сыграть. Но не думаю, что я такой уж нереализованный артист. Не могу гневить Бога. Моя судьба в театре сложилась удачно. Да и в кино из шестидесяти картин, в которых я снялся, есть пять, может быть семь, за которые я отвечаю… Но в нашей стране творчество не может дать полного ощущения свободы. Я обязан создать вокруг себя и окружающих меня людей свободную экономическую зону…

Хотя теперь заниматься исключительно профессией мне уже было бы скучно. Нужно все время осваивать что-то новое. Когда-то я занимался реставрацией икон. Сейчас я начал рисовать. Увлекся этим, после того как побывал в гостях у Параджанова: совершенно обалдел от его рисунков и коллажей… Жизнь такая короткая, нужно успеть как можно больше…

* * *

Я уверен сегодня даже больше, чем когда-либо, что был совершенно прав, не отказываясь от съемок. Я и сейчас много снимаюсь – к сожалению, не всегда удачно. Не могу представить себя сидящим дома сложа руки в ожидании, когда меня пригласят Михалков, Рязанов или Данелия. Я могу перечислить фамилии сотен артистов, очень талантливых, которые так и остались невостребованными. Кинорежиссеры в театры не ходят, ассистенты по подбору актеров – тем более… Можно, конечно, уповать на его величество случай. Но его никогда не будет в твоей жизни, если ты не борешься за него. Я люблю работать, мне нравится играть. Я обожаю экспедиции и гастроли. Почему я должен был лишить себя всего этого? Мне крайне важен процесс. Я не видел больше половины своих фильмов. Для меня важна неконечность этого самого процесса. Снялся в фильме, надо сразу сниматься в следующем. Иначе возникает ощущение чудовищной пустоты…

Некоторым людям кажется, что отношение ко мне изменилось после того, как я занялся бизнесом. Вроде как во мне увидели серьезного человека. Дескать, раньше во мне видели только звездного мальчика, победно шагающего из картины в картину и не очень-то разбирающего дорогу… Но это суждения людей, не знающих моих театральных работ. Я очень благодарен Захарову за то, что ему удалось «сломать» меня. Я счастлив, что сегодня у меня нет амплуа. Захаров предложил мне роль Сиплого в «Оптимистической трагедии», когда казалось, что я навечно останусь романтическим героем из «Обыкновенного чуда». Или, например, Верховенский в «Диктатуре совести»… Это роли, о которых в кино и мечтать не приходится. Но тем не менее, я думаю, что количество сыгранных мною киноролей постепенно перешло в качество. Меня заметили хорошие режиссеры. Это лишний раз доказывает, что нельзя сидеть сложа руки и ждать…

Актер – очень зависимая профессия, но мне в жизни всегда очень везло. Однажды я должен был принимать участие в концерте, посвященном сорокалетию Победы. Подготовили номер: я читаю стихи протеста, Долина поет песню протеста, а артисты из ансамбля Моисеева пляшут танец протеста вокруг нас. Шла репетиция. Пришел Демичев (министр культуры СССР, 1974–1986 гг.). Артисты сидят в первых рядах большого темного зала, мандражируют. Он – на самой верхотуре, молча наблюдает. Вдруг голос: «А почему нет Лещенко и Кобзона?» Моисеев (постановщик действа) не смог ответить. Тогда было велено, чтобы они вместо нас с Долиной исполняли песню «Ядерному взрыву – нет!». Перед нами извинились, и мы пошли к выходу. Когда проходили мимо Олега Борисова, который ждал своей очереди, он прошипел: «О, счастливцы».

Потом я отказался читать стихи В. Фирсова на концерте для делегатов XXVII съезда партии. Сотрудник идеологического отдела ЦК партии принес эти стихи прямо в театр, директору. Они назывались «Мы державно идем в коммунизм». Я не знал, что делать. Мы тогда репетировали «Диктатуру совести», и в зале сидел Михаил Шатров. Он мне и насоветовал отказаться. Я позвонил, долго извинялся, ссылался на слабоумие. А потом, черт меня дернул, спросил, читали ли они сами эти стихи. Мне вежливо сказали, что нет, не читали. Я взял и брякнул: «Почитайте. Это за гранью добра и зла». Мне так же вежливо ответили, что обязательно последуют моему совету. Через полчаса из кабинета выскочил перепуганный директор с криком: «Ты никогда не получишь звание заслуженного!» Оказывается, ему позвонили и сказали: «Мы долго решали, кому поручить столь ответственное дело – Лановому или Абдулову. Предпочли Абдулова. Так вот, передайте ему, что нам тоже нравится не все, что он делает. И еще ему передайте, что стихи, одобренные идеологическим отделом ЦК КПСС, не могут быть за гранью добра и зла». И повесили трубку. Театр лихорадило, думали, что за этим последует приказ уволить меня и т. д. Мне удавалось избегать того, в чем многие сегодня каются. Разве это не везение?