От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада

На немецких средних танках Т-III и Т-IV установили более мощные длинноствольные орудия, соответственно калибром в 50 и 75 мм. Количество танков в танковой дивизии увеличили, включив в состав батальона четвертую роту. Однако немецкие заводы в 1941 году выпустили лишь 3256 танков, а в первые месяцы 1942 года — всего каких-то 100 единиц. Потери в летней кампании 1941 года составили почти 3000 танков, и к тому же из штатного расписания танковых дивизий было изъято большинство легких танков Т-I и Т- II, как более непригодных для боевых условий Восточного фронта, и передано охранным и полицейским частям. Поэтому, хотя в каждом батальоне и были созданы четвертые роты, очень немногие из рот имели в штатном составе положенные 22 средних танка Т-III или Т-IV.[105] Фактически в начале летней кампании 1942 года у немцев было меньше танков, чем накануне 22 июня 1941 года. Нехватку танков немецкое командование компенсировало тем, что держало «на голодном пайке» бронетанковые части на северном и центральном секторах советско-германского фронта, а все новые танки сосредоточивало в дивизиях группы армий Бока на южном крыле, создавая мощные бронированные кулаки в намеченных для атаки участках фронта.

* * *

Если советские заводы действительно выпускали 700 танков в месяц, как Гальдер докладывал Гитлеру со ссылкой на полученные военной разведкой сведения, то немецкие перспективы были действительно мрачными. Но два основных центра танкостроения в Харькове и Орле, так же как и большинство поставлявших различные компоненты заводов на Украине и в Донбассе, оказались захваченными немцами.

Кировский завод в Ленинграде работал не на полную мощность, к тому же выпускаемые им танки использовались для обороны города. Прославленные танкостроительные заводы на Урале (в Свердловске и Челябинске) еще только начинали разворачивать производство. И хотя официальные советские источники сообщают о значительном увеличении выпуска танков к концу 1942 года,[106] едва ли в первые месяцы этого года Советский Союз строил танков больше, чем Германия, и по общему числу находившихся на фронте танков — особенно средних и тяжелых — русские явно уступали немцам. В первые месяцы 1942 года некоторое количество американских и английских танков прибыло в Советский Союз морем в Мурманск, а также через Иран. Но русские — по вполне понятным причинам — сочли большинство из них непригодными для боевых действий. (Единственный танк, который можно было бы использовать на Восточном фронте, — «Шерман» начал сходить с поточных линий тогда, когда по советским стандартам он уже устарел. Первые партии этого танка были поставлены осенью 1942 года, а к этому времени Т-34, которому «Шерман» явно уступал, уже строился серийно около двух лет.) Небольшое число английских пехотных танков типа «Матильда» и «Черчилль», благодаря их толстой лобовой броне, нашли применение в качестве танков сопровождения пехоты в отдельных бригадах. Но в целом американские и английские танки, по-видимому, направлялись на второстепенные фронты, вроде карело-финского, и на Дальний Восток и сыграли не более чем косвенную роль в решающих сражениях на советско-германском фронте.

* * *

Поражение, которое советские войска нанесли немцам в течение зимы, жалкое состояние отдельных немецких военнопленных и очевидное превосходство некоторых видов боевой техники, особенно танков и артиллерии, по-видимому, создало у русских представление, что вермахт находится в более тяжелом положении, чем это было на самом деле. Это представление упорно сохранялось в Ставке Верховного Главнокомандования даже после малорезультативных наступательных боев в марте 1942 года.

Сведений о ходе обсуждения стратегических планов, которое велось в Москве весной 1942 года, не публиковалось, и мы не знаем, кто в Ставке возражал против идеи проведения ряда наступательных операций, которые были утверждены в то время.[107] Сталин, естественно, был их сторонником — следы личного вмешательства советского диктатора видны в бесплодном распылении сил, которых едва ли было достаточно с самого начала, и в настойчиво жестком продолжении операций после того, как их неудача стала очевидной.

Хотя советский план основывался на правильных оценках намерений противника, предпочтение в нем отдавалось упреждающим ударам, вместо того чтобы устроить немцам ловушку вроде той, которая так хорошо сработала под Москвой, в надежде, что Красная Армия, нанеся удар первой, получит преимущество. Если немцы намеревались захватить летом Ленинград, то Сталин собирался разорвать кольцо блокады наступлением на волховском направлении; планам Гитлера о завоевании Кавказа была противопоставлена наступательная операция по освобождению Крыма. Центральное место в советском плане занимало концентрическое наступление маршала Тимошенко на Харьков, чтобы захватить этот важный центр коммуникаций на юге страны и подорвать способность немцев к наступательным действиям на этом участке фронта.