От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров

Природа человека едина, будь ты император или парикмахер, так что интерес к новому искусству вспыхнул как в крупных фамильных домах, так и на народных ярмарках. Лев Толстой, поначалу не впечатленный кинематографом – все-таки первые публичные показы, по правде говоря, мало чем отличались от других народных забав, как, например, тараканьи бега или уличные танцы пьяного медведя, – впоследствии изменил свое мнение и считал, что великое значение нового искусства в том, что отныне правду можно донести до каждого человека. «Синематограф должен запечатлевать жизнь в самых разнообразных ее проявлениях, причем так, как она есть, – не следует гоняться за выдуманными сюжетами». При этом язык синематографа понятен был и людям так называемой «голубой крови». От фильмов братьев Люмьер без ума были шведский король, румынский король, император Австрийской империи Франц-Иосиф – словом, стоило лишь однажды прикоснуться к этому недавно открытому вирусу, как вылечиться уже было невозможно.

Пусть кинематограф тогда и не могли назвать искусством, но искусство, несомненно, его сопровождало. Музыка в исполнении талантливых таперов звучала во время просмотра фильма – и уж ее, музыку, ни у кого не повернулся бы язык причислить к «низкому жанру» (ни воспитание, ни стереотипы бы не позволили). Среди российских пианистов, кстати, был замечен даже Сергей Рахманинов. Впрочем, причины музыкального сопровождения Великого немого весьма прозаичны: нужно было просто заглушить треск проектора.

Кинематографисты быстро углядели в новом изобретении возможность заработать хорошие деньги, да и просто поразвлекаться в свое удовольствие. Но запомнились все-таки именно Люмьеры – еще и по той простой причине, что их аппарат работал исправнее других. Что немаловажно. А какие сюжеты ими подбирались! Что также немаловажно. Вообще говоря, немаловажно было абсолютно все. Каждая деталь могла решить исход в конкурентной борьбе за зрителя. И это при том, что братья не особенно-то верили в будущее кинематографа. Нет, они, конечно, его ценили и с большим почтением относились к своему детищу (как-никак семейные традиции с крепкими воспитательными принципами не могли не привить Люмьерам теплое отцовское отношение ко всему, что они создавали). Однако не были уверены, что в дальнейшем модное развлечение не надоест. Публика очень непостоянна. Публика алчет всего нового. А мода сменяется настолько стремительно, что едва ли за ней поспеешь. Видимо, они и не тщились угнаться за капризами времени, и снимали то, что хотели снимать, в том числе и свою семью.

ЭТО СЕЙЧАС ПРИНЯТО ГОВОРИТЬ О «ХУДОЖЕСТ-ВЕННОЙ ПРАВДЕ» В КИНО, ТОГДА ЖЕ СУЩЕСТВОВАЛА ОДНА ПРАВДА – БЕЗ УКРАШЕНИЙ И ИЗЛИШНЕЙ ФАНТАЗИИ. ЗАЧЕМ ЧТО-ТО ИЗОБРЕТАТЬ? ДОСТАТОЧНО БЫЛО ИЗОБРЕСТИ САМ КИНЕМАТОГРАФ!

Показателен в данном случае их фильм «Выход рабочих с фабрики Люмьер» (1895), в котором они не без хвастовства продемонстрировали, сколько же служащих трудятся на их предприятии! В кадре около ста человек и одна собака. Нет в их выходе той знакомой всем нам спешки, которая естественно присуща людям, желающим поскорее убежать с нелюбимой работы. По всему видно, что фабрика Люмьер нежно заботится о своих служащих, делая из них, между прочим, кинозвезд. Какие женщины в элегантных шляпках, какие атлетичные мужчины на велосипедах! И конечно же, собака – символ вечной дружбы и неизменной преданности.

Картины братьев Люмьер не требовали глубокого анализа, поэтому словоохотливое витийтво кинокритики можно было свести к несложной формуле: «Вы видите… и ничего больше». А пропущенное место можно было заполнить фразами: «Игру в карты», «Завтрак младенца», «Прибытие поезда» и т. д. И действительно – ничего больше. Конечно, не все их работы были исключительно документальными, но они подражали этому стилю. Понятно, что для съемок «Игры в карты» необходимо подготовить сцену, достать карты, изобразить азарт, напряжение, эмоции. А такая постановка требует жесткой режиссуры. Никакого творчества. Оно – творчество – нужно на стадии замысла. Съемка же – это производство без перерывов на философские прения.

РАЗНЫЕ ВИДЫ ТВОРЧЕСТВА ГОВОРЯТ НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ, И ЕСЛИ ДОН КИХОТ ВДРУГ НАЧАЛ ТАНЦЕВАТЬ В ОДНОИМЕННОМ БАЛЕТЕ, ТО ЕДВА ЛИ ОТ ЭТОГО ПОСТРАДАЛ РОМАН СЕРВАНТЕСА.