От Дарвина до Эйнштейна

И на посту плюмианского профессора, и на должности директора Института астрономии Кембриджского университета Хойла сменил лорд Мартин Рис[373]

, королевский астроном. Он тепло вспоминает Хойла, говорит, что тот всегда готов был помочь и поддержать, несмотря на то что некоторые собственные работы Риса о космическом микроволновом излучении и квазарах поспособствовали краху теории стационарной Вселенной. Рис и по сей день ценит Хойла необычайно высоко: фотография Хойла висит на стене кабинета Риса в Институте астрономии. Рис предложил два вероятных объяснения отступничества Хойла, оба очень соблазнительные. Во-первых, он подчеркивал, как вредна бывает изоляция в науке. И пояснил, что с середины шестидесятых Хойл говорил о науке почти исключительно со своими ближайшими сотрудниками и сторонниками – крошечной группкой, куда входили Джайант Нарликар, Чандра Викрамасингх и чета Бербиджей. Поскольку эти ученые практически всегда были согласны с Хойлом, очевидно, такое положение дел едва ли способствовало пересмотру взглядов. К моему удивлению, лорд Рис сообщил мне, что Хойл всегда был очень великодушен и щедр на похвалу, однако почти никогда не обсуждал с ним научные вопросы. Более того, он даже не спорил о новых научных открытиях с более молодыми космологами, не входящими в его кружок.

Рис сделал и еще одно интересное наблюдение, заставляющее вспомнить слова Фолкнера. Он отметил, что под конец профессиональной жизни многие ученые теряют интерес к рутинной работе и постепенным достижениям, которые, как правило, сопутствуют длительным научным изысканиям, и обращаются к совершенно новым областям науки, иногда даже вне своей области знаний. Рис приводил в пример и Лайнуса Полинга, который на закате карьеры маниакально проповедовал целительные свойства витамина С. Он считал, что к этой категории можно отнести и Хойла с его безуспешными попытками разобраться в вопросе происхождения жизни на Земле.

Несомненно, свой вклад в упрямство Хойла внесли и те факторы, о которых говорили Рис, Эгглтон и Фолкнер. Лучшим свидетельством тому могут служить и некоторые утверждения самого Хойла. В автобиографической книге «Дом там, куда ветер дует» есть и такой поразительный абзац:

«Проблема научного истеблишмента восходит к первобытным временам, когда люди объединялись для охоты в небольшие отряды. Наверняка для успеха охоты нужно было, чтобы в ней участвовал весь отряд. Никто не знал, куда побежит добыча, точно так же как никто поначалу не знает, в каком направлении лежит верная теория в науке, поэтому отряд должен был принять решение, куда идти, а после все должны были подчиняться этому решению, даже если оно принято наобум. Отступника, который утверждал, что надо идти в прямо противоположную сторону, приходилось исключить из отряда, точно так же как в наши дни ученый, который придерживается точки зрения, отличающейся от консенсуса, сталкивается с тем, что его статьи не печатают в журналах, а государственные агентства единодушно отвергают его заявки на научные гранты. Наверное, жизнь в доисторические времена была очень сурова, ведь чем дальше заходил отряд в выбранном направлении, не встречая добычи, тем упорнее ему надо было продолжать идти: если бы он остановился и пустился в обсуждения, возникла бы неопределенность, риск того, что вольнодумцы решат покинуть отряд и группа распадется, а это настоящая катастрофа. Вот почему главное для ученых – не чтобы кто-то оказался прав, а чтобы все думали одинаково. Такая подчас инстинктивная, первобытная мотивация и создает научный истеблишмент

[374].»