От десятой луны до четвертой

Остальные надзидамы и Магистры, которым посчастливилось узреть с той стороны окна бледно-зеленую физиономию начальника охраны, заглушили чувство страха весьма распространенным и доступным способом, прибегнув к слезке в больших количествах.

Квартира Серого Ректора была на втором этаже здания, и, в отличие от наших дортуаров и спален преподавательского и воспитательского состава, он до утра оставался в блаженном неведении о размерах катастрофы, постигнувшей пансионат.

Новый начальник охраны объявил "особое положение на территории гарнизона", и по Пряжке заходили вооруженные до зубов патрули, хотя к чему были такие крутые меры, Медбрат знает!

Старый начальник охраны был не дурак, прикинулся ветошью и днем в крепости не отсвечивал.

Почему он сначала объявился в районе сада, тайны тоже не составляло: сад являлся прямым продолжением крепостного кладбища.

В западной части сада был спуск в катакомбы, где на нескольких ярусах лежали останки рядовых, а рядом возвышался десяток грубо сложенных склепов для лиц более высокого ранга.

Правда, раньше бродить в непотребном виде никто из постояльцев кладбища не пытался.

С чего это начальнику охраны взбрело в распухшую голову так себя вести?

Похоже, он застрял между тем и этим миром, прямо как на стене между штырями. Неужели и тут пузо помешало? Или по каким-то другим причинам? Но как ни гадай, нам от этого было не легче.

Поэтому и пятая ночь у нас прошла без сна.

Мы сидели на кроватях в ночных рубашках, завернутые в одеяла, и клевали носами. Чуть раздавался малейший шорох, как все подскакивали, словно ошпаренные, и начинали голосить на всю Пряжку. Наши вопли подхватывали соседние дортуары, и на уши становился весь нижний этаж восточной четверти.

Магистры и надзидамы опять налегали на свое успокоительное, на вопли спешила улицы патруль, шум увеличивался, и на месте бывшего начальника охраны я бы сбежала из крепости в места поспокойнее.

Но он продолжал бродить, ловко увертываясь от патрулей.

Похоже, его тянуло к окнам.

А как на грех, окна в Главном Корпусе были большие и высокие, в целях экономии штор на них не было и прикрыть их было нечем. Вот и пялились мы в темноту, в ужасе ожидая увидеть с той стороны зеленоватое мерцание затянутых пленкой глаз.

Утром всех шатало от усталости, но руководство пансионатом пыталось делать вид, что все идет как надо, потому что ни в каком Уставе не было сказано, что делать, если мешает спать покойник.

И нас безжалостно отвели на занятия.

А что, на это стоило посмотреть.

Бурый Магистр со сведенными к носу глазами что-то бормотал на кафедре заплетающимся языком, перегаром от него разило, как от последнего сапожника.

Надзидама (не наша, та отлеживалась в лазарете после нервного срыва) сидела неестественно прямо и тихонько икала. Приличное воспитание не позволяло ей пахнуть так же, как Магистру, поэтому она прополоскала рот ароматной эссенцией, что ей, впрочем, совершенно не помогло.

Воспитанницы первые минуты завистливо принюхивались, а потом, дружно сложив головы на тетрадки, намертво заснули под бормотание преподавателя.

Бурому Магистру путем длительных настойчивых усилий удалось перевести взгляд с кончика носа в относительную даль, он увидел, что все слушательницы спят, и тоже прилег под доской, положив под голову свою шапочку.

Надзидама не заметила, что преподаватель закончил говорить, продолжала сидеть прямо и кивать головой через равные промежутки, как бы в такт его словам.

В таком виде нас и застал Серый Ректор, который единственный из лиц, имеющих отношение к пансионату, ходил бодрый, так как жил на втором этаже, имел шторы и не пил слезку плохой выгонки.

И он сделал выводы из увиденного.

Вечером, когда мы уже надевали ночные рубашки, готовясь опять всю ночь вскакивать по малейшему шороху, в комнату вошла временно приставленная к нам надзидама в сопровождении двух охранников.

Поднялся дружный визг.

— Девочки! — величественно, но немного гнусаво сказала надзидама, от которой с новой силой пахло ароматной эссенцией. — Не бойтесь! Это ваша охрана, спите теперь спокойно!

После чего потрепала одного из охранников по щеке и, слегка пошатываясь, ушла.

Мы обрадовались, что можно не бояться, и выключились моментально.

Но ненадолго.

Сквозь сон я почувствовала, что лежу теперь на своей кровати не одна. Вообще-то со стороны того, кто это сделал, поступок был чистейшим свинством: кровати у нас узкие.

Я открыла один глаз. Потом не поверила ему и открыла второй.

Охрана таинственным, неизвестным природе образом размножилась, и теперь нас каждую охранял свой персональный охранник.

Мой покой оберегал целеустремленный Янтарный.

Решил, видимо, все-таки выбить из меня нужную его самолюбию реакцию.

— Привет, охрана! — сказала я ему сонно. — Арбалет принес?

— Целоваться будем? — спросил в ответ Янтарный.

— Зачем? — не поняла со сна я.

— Чтобы время скоротать.

— А чего его коротать, оно и так короткое.

— Так я же тебе нравлюсь.

— Ага, но только с арбалетом.

— Вас, Умных, не переговоришь! — сделал правильный вывод Янтарный и заткнул мне рот своим ртом.

Целоваться он умел, это было правдой.