Как и сегодня, в эпоху Токугава люди вступали в брак для продолжения рода. Обеспечение устойчивой связи между предками и потомками считалось делом серьезным, и полагаться в нем на романтическую любовь, которая сегодня есть, а завтра нет, было по меньшей мере легкомысленно, если не безответственно. Поэтому организацию семьи брали на себя люди опытные, умудренные жизнью. В отличие от Европы в Японии семью религиозными скобами не крепили и не требовали от супругов “любить друг друга вечно, пока смерть не разлучит их”. Право расторжения брака имел только муж — для этого ему нужно было написать соответствующую бумагу и вручить жене или ее родственнику-мужчине. Причину развода можно было и не указывать: “Муж имеет право развестись со своей женой по одной прихоти, не давая никому отчета в сем поступке” [Головнин, 1816]. Жена развестись с мужем по своей инициативе не могла, однако имела право поставить вопрос о разводе. Правда, только в двух случаях: если муж без ее согласия распоряжался ее личным имуществом (например, сдавал в скупку одежду, украшения) либо исчезал на 10 (позднее на 12) месяцев. Соответствующее заявление в обоих случаях подавала не сама жена, а ее отец или брат. Измены мужа или побои поводом для развода не считались.
Был еще один, исключительный путь к разводу без согласия мужа: бегство женщины в специальный буддийский монастырь, который так и назывался — “бракоразводный”
Развод
Органически присущее японской культуре стремление к согласию и компромиссу определяло подход и к расторжению брака. Беглянок принимали в храм не сразу и не безоговорочно. Сначала женщина получала убежище на гостевом дворе, а затем, успокоившись и изложив обстоятельства дела, обращалась к настоятелю с просьбой принять ее в послушницы. За это время хозяин двора в качестве посредника связывался с покинутым мужем и выслушивал его версию произошедшего. Мужчины встречались на нейтральной территории (на другом постоялом дворе), и посредник уговаривал мужа пойти на мировое соглашение — дать жене развод, раз уж она решилась на побег. Это часто удавалось, и далее все шло по обычному гражданскому сценарию. Если же муж упорствовал, посредник докладывал об этом в храм, и женщина в силу обстоятельств непреодолимой силы становилась на два-три года монахиней. Считалось, что за это время она может забыть о прошлом и начать новую жизнь. После пребывания женщины в храме Магистрат по делам религий признавал ее брак расторгнутым вне зависимости от желания бывшего супруга. За последние 150 лет эпохи Токугава через храм Токэй в Камакура прошли 2 тысячи женщин, ушедших от своих мужей [Танно Акира, 2010].
Отец С детьми. Источник: НА
К семейной любви японцы относились не совсем так, как в христианской Европе. Супруга можно было не любить вовсе: было вполне достаточно ответственного отношения к семейно-супружеским обязанностям. А если какая-то другая любовь начинала мешать исполнению этих обязанностей, ее осуждали. Конфликт чувства и долга часто приводил к трагедиям и выплескивался на страницы бульварных однолистных газеток, которыми развлекали горожан с XVII века. Пожары, преступления и двойные самоубийства положительно сказывались на тиражах, особенно двойные самоубийства — они считались поступком не только безнравственным, но и преступным. Покончивших с собой влюбленных запрещалось хоронить по обычному ритуалу, а если попытка самоубийства оказывалась неудачной и один из влюбленных оставался в живых, его казнили. Если же в живых оставались оба самоубийцы, их на три дня выставляли к позорному столбу: в Эдо, в районе Симбаси, существовало специальное “лобное место”. После этого обоих переводили в касту неприкасаемых
На помосте позора после попытки двойного самоубийства