Не исключено, кстати, что определенную роль в партии оппонентов Б. Ельцина сыграли и влиятельные международные финансовые круги. Так, некоторые аналитики считали, что неудача, постигшая российскую делегацию во главе с министром финансов М. Касьяновым на переговорах с Лондонским клубом, могла быть связана с недовольством западных финансистов тем, что в России укреплялись позиции именно тех кругов, которые имели плохую репутацию на Западе. Ходили слухи, что во время своего визита в США С. Степашин старался показать связи между М. Касьяновым и группировкой Березовского — Абрамовича.
Неудача на переговорах с Лондонским клубом могла привести к серьезным последствиям, тем более что она совпала с публикацией отчета аудиторской компании Rrise Wateghouse Sоогеgs о финансовой деятельности ФИМАКО и письмом, направленным МВФ правительству и Центробанку России о вскрытых в результате проверки нарушениях в размещении и использовании золотовалютных резервов ЦБ, прежде всего, в 1996–1997 годах, когда они фактически прокручивались на российском рынке ГКО — ОФЗ. При желании эти материалы могли стать поводом для серьезных выводов в отношении дальнейших кредитов реструктуризации российских долгов.
Наконец, среди версий отставки С. Степашина не последнее место занимала гипотеза о том, что, предпринимая этот шаг, Кремль рассчитывал на то, что Дума не даст своего согласия на назначение премьером В. Путина, считавшегося «непроходным».
Однако главной причиной недовольства С. Степашиным со стороны Кремля, очевидно, явилось то, что он был представителем «гибкой» политической тактики, стремившимся играть роль посредника во взаимоотношениях между президентской командой и ее оппонентами.
В таком же, компромиссном, духе начал действовать и А. Чубайс, который сыграл большую роль в назначении С. Степашина и до последнего момента пытавшегося противостоять планам его отставки, отговорить Б. Ельцина и его окружение от очередной импровизации.
Во второй половине июля, например, А. Чубайс также ориентировался на лавирование между противоборствующими сторонами, нередко меняя свою оценку действиям и намерениям некоторых ведущих игроков. Так, приняв однозначно враждебную позицию в отношении Б. Березовского, он в то же время явно не определил своего отношения к конструкции, которую начали создавать центристские силы. В частности, в ряде своих интервью А. Чубайс явно лавировал
В начале августа, после встречи с Б. Ельциным, председатель правления РАО ЕЭС высказался о необходимости проведения Кремлем более гибкой линии, достаточно нелицеприятно отозвался о политике в отношении группы Ю. Лужкова и ориентированных на нее финансовых кругов и СМИ. По сути дела, А. Чубайс высказался против попыток Кремля поставить под контроль важнейшие политические ресурсы. Логика А. Чубайса вполне понятна, в конечном счете ресурсы концентрировались в руках группировки Березовского — Абрамовича, с которой А. Чубайс пытался конкурировать в борьбе за влияние на президента.
Неспособность, а может, и нежелание в этот период А. Чубайса, поддерживающего С. Степашина, сплотить так называемый правый блок, также, вероятно, сказалась на ослаблении позиций премьера. В этом контексте отставка С. Степашина означала, очевидно, и ослабление политических позиций А. Чубайса.
Отставка С. Степашина означала: попытки здравомыслящей части российского истеблишмента, пытавшейся договориться с шедшей на смену прежней, новой «партией власти», столкнулись с всеобщим эгоизмом элиты именно тех фракций, у которых оставалось мало шансов удержаться на высоких властных позициях.
Это относилось прежде всего к кремлевской команде, которая упорно пропускала мимо ушей все чаще звучавшие намеки представителей постельцинской элиты о том, что «надо договариваться». Кстати, по некоторым данным, С. Степашин во время встречи с Б. Ельциным 5 августа прямо заявил президенту и его окружению, что он, как премьер, считает жесткую линию Кремля, стремившегося к политической монополии, неоправданной и опасной и что необходимо смягчать, а не усиливать конфронтацию.
Действия же Кремля были чреваты тем, что противники кремлевской команды оказались перед необходимостью перенять у Б. Ельцина и его окружения их же тактику, что вообще исключало для «семьи» надежду на благополучный исход схватки за власть. Кроме того, экс-премьер, как утверждали, позволил себе заявить, что не намерен впредь исполнять какие бы то ни было решения «семьи», а лишь самого президента. Однако эта позиция была воспринята в Кремле как очевидное проявление дерзости и чуть ли не предательства.