От фермы к фабрике

В табл. 9.2 приведены данные, позволяющие сравнить положение сельского и городского населения в соответствии с имитационными моделями коллективизации и нэпа. Различия видны достаточно хорошо. Численность сельского населения в условиях коллективизации (особенно в период голода) заметно снижается. При этом городское население демонстрирует значительный прирост — с 28 млн в 1928 г. до 58,5 млн человек в 1939 г., что вполне соответствует реальным историческим данным (для сравнения см. табл. 5.5). Если бы план «стремительной индустриализации» реализовывался в условиях нэпа, то рост сельского населения за 1928–1939 гг. составил бы около 11 млн человек, а городского — 16 млн (с 28 млн до 44 млн человек). Соответственно, прирост объема промышленных трудовых ресурсов был гораздо меньше, чем демонстрирует имитационная модель коллективизации. Как показывает моделирование, в условиях коллективизации в 1939 г. численность несельскохозяйственных работников (включая военных и заключенных исправительно-трудовых лагерей) составила бы 40 млн человек, а в условиях нэпа — только 30 млн человек. Высокие темпы урбанизации, возможные при условии увеличения инвестирования в контексте политики нэпа, способны были обеспечить потенциал экономического развития, то есть преимущество политики коллективизации перед альтернативным вариантом истории нэпа заключается именно в дополнительном усилении урбанизации как непосредственного ее результата.

^{Таблица 9.2. Изменения численности населения: фактические и смоделированные (в млн человек)}

Рост масштабов миграции населения в условиях коллективизации обусловлен двумя причинами: во-первых, прирост дохода при миграции в этой модели был выше, чем в модели, предусмотренной при сохранении нэпа (особенно в начале 1930-х гг.), во-вторых, при любом уровне доходов вероятность миграции в рамках этой модели была выше из-за фактора сталинского террора — депортаций, конфискации имущества крестьян, нападках на традиционную религию, культуру и ценности сельских жителей (Фицпатрик. 1994; Виола. 1996). Определенную роль в этом процессе сыграла также механизация сельскохозяйственных операций. Будущее было за городами, и, принимая решение об уходе из деревни, крестьяне это понимали.

Важно отметить, что именно политика террора, характерная для эпохи Сталина, обусловила значительную часть преимуществ модели коллективизации перед альтернативой «истории нэпа». Это становится очевидным при моделировании роста в условиях так называемой мирной коллективизации. Предположим, что крестьяне действительно стремились к созданию коллективных хозяйств и не противились коллективизации. В этом случае из ряда факторов анализа можно вычеркнуть такие явления, как забой скота, уменьшение посевных площадей, борьба с государством и голод в стране. Исключение этих событий позволяет уравнять экономические модели коллективизации и нэпа, за исключением расхождений в сфере сбыта и налогообложения. Имитационные модели с использованием сценария «мирной коллективизации» демонстрируют траекторию развития советской экономики в условиях бесконфликтной коллективизации.

Можно было бы предположить, что итогом «мирной коллективизации» стал бы более высокий темп роста экономики, поскольку этот сценарий позволяет избежать краха сельскохозяйственной отрасли. Однако данное предположение лишь отчасти верно. При реализации такого сценария добавленная стоимость в несельскохозяйственном секторе к 1939 г. достигла бы только 212 млн руб., а объем основных фондов не превышал бы 325 млрд руб., что является средними значениями между показателями имитационных моделей нэпа и коллективизации, представленными в табл. 8.1 и 8.2. То есть развитие экономики по пути «мирной коллективизации» лишь немногим превосходит возможности нэпа и менее эффективно, чем принудительная коллективизация. Иными словами, коллективизация стала толчком к ускорению индустриализации именно потому, что спровоцировала социальную катастрофу в аграрном секторе, а вовсе не вопреки этому.

Как могла катастрофа сказаться положительно на экономическом росте? Ответ очень прост: принудительная коллективизация заставила людей уйти из деревни и искать работу в промышленном секторе. В условиях «мирной коллективизации» численность городского населения достигла бы только 48 млн к 1939 г., в отличие от 58,5 млн человек, что стало возможным лишь в условиях принудительной коллективизации, при этом объем промышленных трудовых ресурсов составил бы 33 млн вместо реальных 40 млн человек. Таким образом правомерно утверждать, что коллективизация ускорила темпы экономического роста по сравнению с вариантом сохранения нэпа за счет роста масштабов сельско-городской миграции.

^{Таблица 9.3. Прогнозный уровень занятости в городском/промышленном секторах (в млн человек)}