От фермы к фабрике

В более общем контексте вызов Запада способствовал возникновению в Японии долгосрочных перспектив модернизации социальных, экономических и политических институтов. В России же власть была сосредоточена в руках деспотичного самодержца, стремящегося к сохранению традиционного политического императива. За период с 1870 по 1910 г. Японии удалось поднять уровень грамотности населения с 30 до 70 % за счет внедрения обязательного образования (Тайра. 1978, 196–197). В этой области Россия отстала от нее, как минимум, на одно поколение. Произвольное вмешательство бюрократии в деловые сферы порождало неопределенность и стимулировало рост транзакционных издержек, а также политические репрессии, ставшие причиной обострения классовых конфликтов. Все эти факторы тормозили процесс формирования неофициальных сетей и добровольных объединений, которые, согласно недавним заявлениям Роберта Путнама (1993, 152–162), являются ключевыми факторами капиталистической модели роста. Именно этих ассоциаций — основополагающих элементов гражданского общества — в посткоммунистической России нет, что делает ее весьма схожей с Россией эпохи царизма. Сегодня бизнес-историки подчеркивают, что государство подавляло развитие современной капиталистической активности: «Автократическое правление и культурная враждебность к Западу, кажется, объединились в стремлении воспрепятствовать появлению институтов капитализма и отношений, благоприятных для совместных предприятий». Именно поэтому Оуэн (1995, 11–12) имел основания говорить о «схожести между имперской Россией и постсоветскими государствами, с одной стороны, и странами третьего мира — с другой». Эти правовые и культурные различия эквивалентны разным траекториям изменения уровня доходов, характерных для этих регионов в период с 1913 г.[18] Царскому правлению не хватало дальновидности, чтобы повести Россию по модернизационному курсу Японии, однако и общество было не настолько гибким, чтобы последовать этому курсу. В данной ситуации нельзя сделать однозначный вывод. Но совершенно очевидно, что не будь в российской истории таких реалий, как коммунистическая революция и пятилетки, Россия нашла бы свое место в мировом рейтинге где-то между Индией и Аргентиной.

Распределение доходов

Одним из критериев оценки результатов развития бедных стран являются темпы роста их экономики. Однако этот критерий не единственный: вторым является распределение прибыли. Многие экономические труды в западных странах посвящены вопросу получения рабочим классом выгоды от общего экономического роста страны. Для истории российской экономической мысли характерно крайне незначительное количество таких исследований, несмотря на очевидную значимость данного вопроса для политического контекста государства[19]. В рамках подобного исследования следует рассмотреть две категории показателей: уровень жизни городского и уровень жизни сельского населения.

Уровень жизни городского населения

Восстания городского рабочего класса 1905 и 1917 г. оказали сокрушительное воздействие. При этом недовольство рабочих, вылившееся в бунт 1917 г., имело целый ряд оснований, среди которых были такие факторы, как царская тирания, деятельность большевистской организации, а также итоги Первой мировой войны, хотя характер экономического развития царской России также имел весьма большое значение для эскалации народного возмущения. Несмотря на то что в 1883–1913 гг. прирост дохода на душу населения составил примерно 69 %, а производительность на одного рабочего в 1887–1913 гг. увеличилась в 2,4 раза[20], это никак не отразилось на реальной заработной плате населения. Имперская Россия в этом смысле является классическим примером экономического развития, при котором не

реализуется теория «просачивания благ сверху вниз» — рабочий класс не получает выгоды от достижений экономики страны.

Простейшим способом оценки уровня жизни рабочего класса является реальная заработная плата — соотношение номинальной заработной платы к уровню потребительских цен. Можно проследить изменение данного критерия для нескольких групп российского рабочего класса: занятых на фабриках, работников железнодорожной сферы и особенно представителей сферы торговли[21]. Информация о доходах представителей ремесленной отрасли и различных обслуживающих секторов весьма скудна[22]

. При исследовании этого вопроса можно встретить разное представление данных. Так, для заводов и работников железнодорожной отрасли источники чаще всего содержат цифры среднегодовых доходов, для строительной отрасли характерны публикации о ежедневных доходах. При этом первый вариант представляет собой более удобный формат для определения уровня жизни. Мои подсчеты ежегодного дохода строителей основаны на предположении о том, что среднее количество рабочих дней в году равнялось 150, то есть в основном этот период охватывал летний сезон. Коэффициент роста их заработной платы в номинальном выражении за 1885–1913 гг. равен ¹/₃.