Читаем От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Том I полностью

Ратуя за просвещенный абсолютизм, Фенелон в своей критике деспотизма во многом обгонял своих современников. Впрочем, против деспотизма и тирании выступал и Боссюэ, но в своей основной работе, посвященной сходному кругу вопросов («Политика, почерпнутая в Священном Писании»), епископ из Мо выказал столько восхищения государственным устройством Франции его времени, что его слова обличения деспотизма тонут среди восторгов и похвал. Даже Лабрюйер оказался менее решительным и резким, чем Фенелон. Высказав немало верного о тираническом режиме, автор «Характеров» довольно неожиданно проявляет терпимость. Действительно, мы читаем у него: «Когда человек, не предубежденный в пользу своей страны, сравнивает различные образы правления, он видит, что невозможно решить, какой из них лучше: в каждом есть свои дурные и свои хорошие стороны. Самое разумное и верное – счесть наилучшим тот, при котором ты родился, и примириться с ним»[510].

У Фенелона Пигмалион так далеко зашел в своих злодеяниях, подозрительности и, в общем-то, потере рассудка, что ему уже нет иного пути, как погибнуть от руки собственной возлюбленной Астарбеи, отравляющей его (сцена отравления написана превосходно). Пигмалион становится жертвой тиранического режима, который сам создал. Всех притесняющий, всех ненавидящий и всех боящийся тиран уже ни в ком не может найти защиты и поддержки, и цареубийство свершается при молчаливом одобрении народа.

Фенелон выводит в романе образ другого царя – Идоменея, который тоже сначала был дурным правителем Салента, во всем доверившись своему временщику Протесилаю. Но затем, под влиянием Ментора, он исправляется и превращает свою страну в идеальное государство. Впрочем, для этого уже были предпосылки, и семена, посеянные Ментором, упали в подготовленную почву. Еще до приезда Ментора и Телемака Идоменею открылось подлинное лицо интригана Протесилая, но он не нашел в себе сил и воли наказать по заслугам фаворита и выбрать себе новых советчиков.

Образ Протесилая, особенно в сцене его ареста, где старый царедворец изображен в своем изысканном дворце возлежащим среди окружающих его прихлебателей, ни одному льстивому слову которых он не верит, ибо знает им цену, написан поистине со светониевой точностью и силой[511]

. Циничный гедонист Протесилай в изображении Фенелона даже не лишен некоторой привлекательности и величия. Современники Фенелона без труда определили его прототип: в образе Протесилая почти с портретной точностью был изображен министр Людовика XIV маркиз де Лувуа (1641 – 1691)[512].

Порочные действия Пигмалиона, Астарбеи, Протесилая, Адраста, вообще всех отрицательных персонажей романа призваны оттенить дела его положительных героев, сделать более рельефными, понятными идеи автора, его взгляд на идеальное государственное устройство и задачи государя.

5

Эти идеи Фенолона складываются в довольно законченную систему, правда в отдельных своих моментах не лишенную противоречий и недосказаний.

Попытку разобраться в этой системе успешно сделала французская исследовательница Франсуаза Галлуэдек-Женюис в своей книге «Концепция государя в творчестве Фенелона»[513]. Исследовательница берет для рассмотрения все творчество автора «Телемака», особенно его поздние сочинения на политические темы («Обсуждение совести государя», «План государственного устройства» и др.). Все взгляды Фенелона на вопросы государственного управления приведены исследовательницей в стройную замкнутую систему.

Недостатком этого, в целом очень четкого и скрупулезного, исследования является стремление автора построить замкнутую систему из неоднородных, подчас противоречивых элементов. Исследо вательница совершенно игнорирует эволюцию политических взглядов Фенелона и стремится устранить противоречия из этих взглядов. Характерно, что для подтверждения одних положений системы привлекаются только поздние произведения Фенелона, а более ранние, противоречащие им в данном вопросе, например «Приключе ния Телемака», либо не упоминаются вовсе, либо истолковываются несколько произвольно. Вообще, Ф. Галлуэдек-Женюис смотрит на все творчество Фенелона сквозь призму его поздних произведений, которые были созданы после разгрома квиетизма, после скандала с «Приключениями Телемака», после ссылки в Камбре и значительно менее радикальны, чем ранние произведения писателя.

Таким образом, исследовательница реконструирует и воссоздает фактически политическую систему позднего Фенелона. Поэтому ряд выводов исследовательницы не может быть подтвержден анализом «Приключений Телемака».

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Philologica

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы