От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Том I

Mais comme Dante un jour, à qui rien ne peut plaire,Cherchoit pour ses ennuis un sejour solitaire,L’ombre du Mantuan apres mille ans errantPar les lieux reculez qu’il alloil discourant,Le rencontre pensif et dedans la caverneDe l’une et l’autre Seur le guide sans lanterne:

La d’elles fut receu, chery, et caressé,En faveur de celuy qui l’avoit adressé,Et devint si privé avec la Poesie,Qu’elle aveignit du croc sa Lyre ja moisiePour luy mettre entre mains, et luy faire jouerLes peines des Enfers, et hautement louerDu Paradis de Dieu la perennelle joye,

Où par nouveau sentier Beatrix le convoye...[184]

В том же году Лефевр де Ла Бодери включил в свой стихотворный сборник «Церковные гимны» перевод заключительной песни дантовского «Рая»[185]. Он озаглавил свой перевод «К пресвятой деве» («A la Vierge Mere de Dieu»), сделав подзаголовок «Из Данте, тосканского поэта». Перевод Ла Бодери сделан терцинами и очень точен:

О Vierge unique mere, et fi lle de ton FilzHumble et haute trop plus qu’aucune créature,Du conseil Eternel terme stable et prefix!C’est toy, Vierge, qui as nostre humaine nature

Tellement annobly, que le propre facteurN’a desdaigné se faire, et d’estre sa facture[186].

Но это был перевод лишь одной песни; трудную задачу перевести все сто песен «Божественной Комедии» взял на себя аббат Бальтазар Гранжье, человек, близкий ко двору Генриха IV.

Сведений об этом светском аббате сохранилось немного; неизвестны не только даты его жизни, но и другие его произведения (правда, А. Фаринелли[187] осторожно предполагает принадлежность Гранжье перевода одного греческого сочинения). Обилие досуга позволило ему довести до конца задуманное им дело. Первый французский перевод «Божественной Комедии» появился в 1596 г. в Париже[188]. Гранжье ничего не знал о существовании других переводов Данте, оставшихся в рукописи. Он не без гордости говорит о том, что первым во Франции принялся за перевод поэмы итальянского поэта.

В предисловии Гранжье высказал свои взгляды на перевод. Он безоговорочно стал на сторону предельной точности. Более того, он не только не боялся прямых буквализмов, но даже позволял себе иногда вводить в перевод итальянские слова, когда не находил их французского эквивалента. Дантовские терцины Гранжье заменил довольно причудливой строфой из шести стихов, в качестве размера остановившись на двенадцатисложнике.

Музы не были благосклонны к аббату Гранжье; его перевод, претендующий на точность, пестрит ошибками и прозаизмами. Некоторые места перевода своей литературной беспомощностью могли вызвать смех даже у современников Гранжье. Однако некоторые места ему все-таки удавались. Вот, например, начало XXIII песни «Ада»:

Се pecheur soubzlevà du crud repas la bouche,L’essuyant aux cheveux de ce chef, qu’il avoitEn derriere rongé. Puys tu veux que je touche,Dict-il, renouvellant la douleur qui me doibtCombler de desespoir. Car jà la coeur m’offenceY pensant seulement, premier que je comence[189].