От Гавайев до Трансвааля

Помимо финансов помог «Енисейскому проекту» и личным участием — в стиле Петра Первого на месте будущего мостового перехода, повыёживался с лопатой и тачкой перед фотоаппаратами, заложил первый камень и рассказал о важности волонтёрства, пардон помощи всем миром народной стройке, даже изобрёл и внедрил систему трудодней. У кого из сибиряков нет возможности деньгами помочь, так пускай киркой или лопатой помашет и запишется тот трудодень в специальный журнал. Вот, самодержец трудодень отработал и обязуется минимум десять за год отвкалывать на «стройке века». Ну а если по времени не получится подъехать в Енисейск, дела государственные в столице удержат, найдётся поди сподвижник, отработает смену и на царя-батюшку запишет трудовой тот подвиг десятник. Дескать Иван Пупкин свой трудодень отработал на строительстве моста с зачётом Константину Николаевичу Романову. И в газете чтоб про то обязательно известили — мне в Питере приятно прочитать будет, какие замечательные верноподданные в далеке сибирском проживают. За два года более семи тысяч трудодней записано на трудовой счёт Константина Романова. Некоторые «особо энергичные» по два-три дня в месяц трудились «за царя». То ли истовые патриоты, то ли хитрожопцы, а может и не вполне адекваты, но «процесс пошёл», томичи потянули рельсы на восток, а енисейцы сосредоточились на переходе через великую сибирскую реку. Надо что-то делать людям, энергию куда то девать…

В Томске презентовали новенький, «с иголочки» паровозоремонтный завод, вторая очередь которого позволит и вагоны строить и паровозы собирать. Что ошарашило — в рамках общения государя с народом побывал на футбольном матче (соратники цесаревича завезли игру в Сибирь) местных команд. Угадайте, кто играл? Конечно же «Томь» и «Чулым». А в Красноярске футбол не прижился, там «заокеанская забава» хоккей с мячом, мною же в 1846 году разрекламированная как игра индейцев Канады (правда по правилам нашего ХСМ) на первом месте.

«Золотое десятилетие», каковым российские газетчики, а вслед за ними и остальные окрестили время с 1870 года, когда ни войн, ни больших неурожаев не случилось, а если где и не уродился хлебушек, там наконец-то научились работать губернские чрезвычайные комиссии, вскрывавшие склады с регулярно обновляемым резервом, подрасслабило народ. Что заметил, когда русскому человеку «жить хорошо» он начинает всякой ерундой заниматься. Одни пьют безбожно и запойно, другие превращаются в Обломовых-Лоханкиных, чего-то рассуждая и рассусоливая, третьи подаются в бомбисты или разбойники. А потому после кругосветного путешествия, всю страну проехав — проинспектировав, наконец решился взять на шпагу Константинополь. Именно тот, не Тихоокеанский, а который Царьград. Момент наиблагоприятнейший — турки снова режут болгар, но на сей раз как-то особенно цинично, масштабно и бесстыдно, даже не пытаясь скрыть злодеяния. А кто их разбаловал? Увы, увы. Оборзели башибузуки, считают, что Россия не впишется за «братУшек», смолчит как много раз до того.

И смолчали бы, но нет сейчас нужды терпеть и дипломатничать, Россия «нагуляла жирок», промышленность на подъёме, но на селе начинает спиваться мужик, а в армии и на флоте офицеры дурят от безделья, начинают заговаривать о правах и конституциях.

Решено! Как только пройдут похороны Александра Николаевича, отправляюсь в Севастополь для инспекции Черноморской эскадры. Одновременно с этим направляю султану телеграмму примирительно-строгого характера. Мол, брат мой по крови владыческой, уйми своих бандюганов, пускай не терзают так славян-христиан и армян, до кучи. А то Россия ого-го как рассердится! Разумеется, предводитель всех правоверных вежливо ответит на «братское» послание, выразит понимание, проявит озабоченность и пообещает приструнить наиболее ретивых. А то и даже — наказать!

Такими письмами мы обменивались раз в три-четыре года точно, по моему, послания даже и не переписывались, так, разве что пара слов переставлялась, да география менялась. Но сейчас, в одна тыща восемьсот восемьдесят первом году от Рождества Христова всё случится всерьёз.