От голубого к черному

Ирония судьбы, в «Сцене» была невероятно маленькая для клубной площадки сцена. В двух футах от ударной установки была шлакобетонная стена с тремя наружными вентиляторами, сквозь которые можно было разглядеть мрачные задворки улицы. Саунд–чек показал, что бас–гитара и ударные немилосердно фонят, точно весь зал превратился в громкоговоритель. Это было настоящее наказание для нас. Клуб медленно заполнялся тощими, апатичными подростками в майках с Ride и Primal Scream. Мы купили выпить и сели сзади у бара. Я узнал несколько лиц, из тех, что видел на предыдущих выступлениях, но нас никто не заметил. Если верить Мартину, здесь всегда собирается изрядная толпа. А что еще нам оставалось делать?

«Свободный жребий» отыграли довольно мрачный сет, взорвавшись яростью, а затем спустившись по спирали в меланхолию. Барабаны Энди грохотали во мраке, точно гром, шипение фидбека расползалось в тишине, как дождь. «Линии мертвы» были наводнены электронными эффектами, угрожавшими заглушить песню. В «Даре», новой песне, которую они отрабатывали на сцене, гитара дико завывала между куплетами, которые сопровождало лишь медленное постукивание барабанов. «Этот дар, его голос темен/ Я пыталась вернуть его/ Этот дар пришел от тебя/ Я прежде не видала ничего подобного». Они все время пытались походить на «Треугольник». Но они не заимствовали наши мелодии или риффы, это было общее сходство, холодность, вибрация страха, которая, казалось, отравила и их тоже. Все равно что видеть, как чугун превращается в разбитое стекло.

Когда зажглись огни, мы поспешно бросились в раздевалку и быстро переписали наш сет–лист. Карл решил, что он хочет начать с «Города комендантского часа», а не с «Третьего пролета», поскольку эта песня казалась более соответствующей такому городу, как Хенли. Мы решили придержать «Третий пролет», чтобы сыграть его, если публика начнет скучать и болтать, а если выступление пройдет успешно, то оставим его на бис. Разобравшись с этим вопросом, мы нервозно смотрели, как напиваются «Свободный жребий». После нехарактерного для них меланхоличного выступления, они поспешно вернулись к своему привычному образу и принялись импровизировать непристойные версии текстов «Треугольника», сопровождая это насмешливой имитацией минета, вдохновленной Дэвидом Боуи и Миком Ронсоном. Пока Мэтт и Джерри валялись в посткоитальном восторге на полу раздевалки, Дайан и Энди обменивались поцелуями, смешанными с «Сазерн Комфорт».

Карл, чей страх сцены, казалось, ушел до поры до времени, устало зааплодировал.

— Как мило они смотрятся, — пробормотал он мне, — прямо гитара с двумя грифами.

Дайан бросила ему бутылку Карл покорно схватился за горлышко открытой бутылки с виски и сделал большой глоток. Он передернулся, когда оно прошло в горло, затем посмотрел на меня глазами, полными темного огня.

— Ты готов?

Иногда он так говорил мне в постели.

Пробравшись на узкую сцену, мы постояли там несколько секунд подсвеченные сзади. Белый свет мигнул и покраснел. Детишки в майках сгрудились возле сцены: толпа любителей потолкаться в ожидании, когда ее заведут. Йен отбил сухие вступительные такты «Города комендантского часа». Гитара Карла забормотала, он прочистил глотку и начал петь. Его голое следовал за мелодией, чувствительной и меланхолической. Рука коснулась моего затылка — но то были всего лишь вибрации колонок. Публика с трудом раскачивалась. «Мы лежим во мраке/ И считаем звезды в своей крови/ Окна разбиты/ Дети взывают к Богу». Песня закончилась, шипение помех заглушало аплодисменты.

Следующей мы сыграли задумчивую версию «Загадки незнакомца». Карл стоял практически неподвижно, сосредоточив свою ярость на какой–то незримой фигуре прямо перед собой. Звук был плотный, он казался громче, чем был на самом деле. Несмотря на ту работу над мелодией, что мы проделали в студии, я ощущал скрытую агрессию группы, готовую вырваться из клетки. Карл пел так, будто его преследовали демоны, его игра была еще более неровной, чем обычно, но это не имело значения. Мы с Йеном сохраняли структуру, плотная стена ритма, на которой мог стоять Карл, проклиная небо. Когда мы с содроганием остановились, я увидел, что он вытирает пот с лица. Толпа подалась вперед, оставив заднюю часть клуба пустой.