От голубого к черному

— Я привыкла использовать красные лампочки, но домовладелец заставил меня сменить их. Он посчитал, что я проститутка. Мне пришлось показать свою карточку из Рекхема, только тогда он поверил, что я вне игры.

Мы выпили красного вина и поели обжигающего чили, затем пересели на диван и включили концертный альбом The Cure «Мольба». Каждые полчаса грохот проезжающего поезда сотрясал квартиру. Вино немного развеселило Дайан, и она принялась со знанием дела рассуждать о Роберте Смите и Сьюзи Сью, потом она взяла акустическую гитару и сыграла свою новую песню «Все еще друзья». Насмешливый образ бывших любовников, которые остались близки: «Ты говоришь, мы все еще друзья, но молчишь о том/ Что ты не можешь трахать меня и потому ебешь мне мозг».

— Знаешь, что самое ужасное? Мне нужен Энди, чтобы сыграть эту песню как надо. Его медленная, причудливая игра, никто так больше не сумеет. Но он не хочет играть эту песню.

Это привело нас к разговору о Карле, для этого потребовалась вторая бутылка.

— Вы никогда не выглядели счастливыми вместе, — сказала Дайан. — Вы не были добры друг к другу. Вы восхищались друг другом как музыканты, но не как люди. А ты гораздо лучше Карла, в любом случае.

— Возможно, в чем–то лучше, — сказал я, глядя, как свет мерцает на обложках металлических пластинок, развешанных по стенам. Кладбище, груды трупов, разрушенная церковь. — У Карла было нечто другое. Его песни, то, каким он иной раз бывал. Он не мог контролировать то, что происходило внутри него, но ему нужно было этим поделиться. Не знаю, как объяснить. После него кто–то… лучший может показаться слишком слабым. Думаю, он сумасшедший. Но в этом есть нечто большее.

Дайан рассмеялась.

— Это у других безумие, а у Карла — видения.

Внезапно Дайан показалась мне какой–то невероятно уязвимой, она свернулась калачиком на диване, свет таял в ее глазах.

— Но он не может ничего довести до конца. Он всегда убегает. Он тебе говорил, что я сделала аборт, когда мы были вместе?

— Нет. Мне очень жаль. Я понятия не имел.

Почему–то я подумал, что мне следовало догадаться.

— Это была случайность. Ребенок, я хочу сказать. Презерватив порвался. — Она помолчала, медленно вдохнула. — Мы оба были этому не рады. Карл не хотел, чтобы я делала аборт. Но он не хотел и жить со мной. Сказал, что одна попытка стать отцом уже провалилась. Он не бросил меня, но я почувствовала, что он отдаляется. Кто–то должен был принять решение. И я это сделала.

Она закрыла глаза. Где–то позади нас Fields of the Nephilim снова и снова повторяли один и тот же расплывчатый рифф.

— Мы разлюбили друг друга после этого. Чувство вины, обида, я не знаю. Мы больше не могли прикасаться друг к другу. Расставшись, мы стали неплохо ладить, потому что не пытались стать друзьями. Никакого эмоционального шантажа. У Карла это неплохо получается. Он знает, как отпустить человека.

Мы наполнили стаканы и сидели в молчании, позволив безмятежной торжественности музыки заполнить комнату, точно пылью веков.

Затем Дайан сказала:

— Я говорила Карлу, что ему нужно работать в «самаритянах». Потому что он хорошо умеет слушать, но никогда не дает советов.

Почему–то нам обоим это показалось ужасно смешным. Отсмеявшись мы оказались в объятьях друг друга.

— Я тоже по нему скучаю, — сказала Дайан.

Она поцеловала меня, я ответил. Вблизи ее лицо казалось практически неподвижным. Глаза двигались под бледными веками, рот открыт, точно она собирается запеть.

На следующее утро я проснулся в постели Дайан. Она лежала, повернувшись ко мне спиной, ее торчащие волосы разметались по подушке. Было около полудня. Мы занимались любовью ночью и на рассвете. Это было странно, но не казалось неправильным. Мы утешали друг друга. И приняли меры предосторожности, естественно. Если ты привык использовать презервативы, они становятся символом доверия. У меня не было желания уйти прочь, спрашивая себя, кто я — завравшийся натурал или завравшийся гей. Только одно меня беспокоило, мне казалось, что я все еще пытаюсь быть тенью Карла.

Однажды утром в начале декабря я сел в поезд до Лестера. Это была одна из дат отмененного тура — «Де Монфорт Холл», кажется — но мы там так никогда и не сыграли. Я не был в Лестере двадцать два года, мои воспоминания были смутными, точно я видел это место во сне. Железнодорожный вокзал находился рядом с каналом, черная поверхность которого казалась бугристой от затонувшего мусора