Делаю глубокий вдох, ребра болят сильно очень, и хватаю за руку фельдшера. У него, значит, в ладони часы, ключи, деньги мои из карманов. Карманы вывернуты. Я ничего не хочу сказать о «скорой помощи», я сам сын врачей, у меня и сестра работала на «скорой помощи». Я был труп. Как выяснилось, четырнадцать минут уже. Они уже, естественно, не предпринимали никаких реанимационных действий. Просто везли меня в морг.
В общем, я схватил за руку. Эти глаза надо было видеть. Такой ужас я не видел ни разу еще. Это ужасный ужас, я вам доложу
Я понял, когда там оказался, когда осознал, что я умер, и увидел свое тело и увидел безразличие к нему, я понял, что, знаете, такая дистанция, как между космонавтом и муравьем. И еще, наверное, умноженная, опять же, до бесконечности. Настолько мы там всесильны по сравнению вот с этим «сейчас».
То есть, я когда вышел из машины, еще в глазах у меня мелькнула такая вот мысль, что я понимаю все. Я понимаю всю структуру вещества, могу изменить одной мыслью только, чтобы деревья росли вниз, допустим, или камень растекся в лужу. То есть, понимаете, такое вот ощущение было. Вседозволенность, что ли, всевозможность.
Потом, на следующий день, я очнулся. Звонок в дверь. Я еще не понимал фактически, осознавать я стал только потом, спустя несколько недель я только стал понимать, что со мной произошло. Жена в дверях стоит. А мы с ней год не виделись. Мы поговорили где-то с час, я бросил все, все, что было в этой комнате, закрыл ее, и мы уехали к ней. Все. Больше я туда не возвращался. Обрубил все концы сразу. Это было уже второй раз
Но героиновая зависимость никуда не делась. Буквально к концу дня мне стало совсем плохо. И последующие где-то месяца два с половиной у меня была такая «диета». То есть, бутылка водки, димедрол, тазепам, назепам. Чтобы «выключиться» просто полностью. Моя жена — просто святой человек. Она выходила меня практически. Она шла на работу и покупала мне водку, а я валялся дома.
То есть, «ломка» — это страшнейшая боль. Это не порез, это не ушиб. Это скорее сродни, наверное, ревматическим болям, когда выворачивает суставы, но, опять же, помноженная
А выйти из него очень просто — поднять трубку, позвонить, и через полчаса ты уже будешь уколотый, и все нормально. Но это, опять же, я дал слово Там — бросить это. Я сейчас понимаю, что Господь и жену сподобил, чтобы она ухаживала за мной, и дал мне силы. То есть, один бы я не выдержал бы этого. Это было страшное лето! Но я оклемался. Потом я бросил пить. Ну, не скажу, что сам бросил пить… а… после водки, после всего этого увлечения я резко «пожелтел».
Приехала «скорая» и говорит: «да у вас гепатит С», сделали анализы: «у вас гепатит С. Если будете дальше пить — цирроз и привет». Стал пить пиво. Но пиво, это еще хуже. В общем, дело близилось к концу. Уже по другим условиям, уже по алкоголю. Мы поехали в клинику «Дар», по методу Довженко там кодируют. И вот, я не пью уже семнадцать лет почти.
Меня не тянет. Я смотрю на тех, кто выпивает, и мне становится так смешно на них смотреть. Это цирк просто, люди не помнят, что они творят. Это надо снимать и показывать потом. Я перестал участвовать, естественно, во всех этих компаниях. Мне просто скучно. Бросил пить. Это все как-то само собой, именно после того случая. Какая-то внутренняя директива, что ли. То есть, как бы, подспудно все к этому идет. Ты начинаешь от вредных привычек отказываться.
То есть, сейчас я понимаю, что это все связано с Богом. То есть, Он ставит на путь истинный. Я пошел работать. Ну, естественно, уже изменять жене перестал после того момента. Сразу. Через месяц после того, как я «пожелтел», я снова кровь сдал на анализы. Диагноз не подтвердился. Я сдавал потом еще несколько раз. Гепатита нет, он исчез просто.
Что касается Церкви, то это долгий путь. Сначала, как бы, удаляли все ненужное. Я много читал по этому поводу, ходил в каких-то дебрях — Блаватская, Рерих там, искал истину. И понял только одно, когда прочел Библию: «Бог есть Любовь». Об этом трактует Православие. У других я не нашел этого.
И Там Бог есть Любовь. Абсолютная любовь. Именно там я понял это. То есть, я был защищен, любим, понимаем. Вот именно, что сын нашего Отца Там. Вот. И, руководствуясь этим, я пошел в Церковь. Причастился. Исповедался и причастился. Наверное, первый раз после крещения. Меня крестили в восьмидесятом году. Тогда, когда из Москвы всех выгнали, во Владимире в Церкви меня мать крестила. Хотя она сама коммунист, отец там коммунист, врачи.