От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе

[2] …и подружиться с ней. — Принятие отчужденных частей своей психики через «Я» Мудрого Взрослого с самого начала было отличительной особенностью RLT. Я глубоко признателен моему коллеге и другу Ричарду Шварцу за то, что об­остренно чувствую всю бессмысленность борьбы с частями собственной психики и полезность построения прочных нежных отношений со всеми до единого аспектами нашей личности.

[9] …мы называем это сцепленностью. — Minuchin, Families and Family Therapy; Minuchin and Nichols, Family Healing; Adams, Silently Seduced

[8] …мы называем это ложно-­поддерживающим абьюзом. — Mellody, Miller, and Miller, Facing Love Addiction.

[7] …Как распознать травму брошенности у себя? — Этим обсуждением пассивного абьюза и пяти его психологических областей я обязан книге Mellody, «Post-­Induction Training».

[6] …Схема типов травм. — Таблица приводится по Real, New Rules of Marriage.

[1] …Мы чувствуем, что на нас нападают… — Точнее, префронтальная кора и подкорковая лимбическая система перестают общаться друг с другом. Если не модулировать и не успокаивать префронтальную кору, эмоции кажутся непреодолимыми, одновременно и взрывными, и бесконечными. Badenoch, Heart of Trauma; Сигел, «Разум»; Stevens, Gauthier-­Braham, and Bush, «Brain That Longs to Care for Itself».

Индивидуалист у себя дома

— Мы в тупике, — говорит мне Брит в первые же секунды нашей первой сессии. Брит — белая, ей едва за сорок; сложения она квадратного, мускулистого и крепкого, голова слегка наклонена вперед, будто она вечно идет против сильного ветра. — Позади три терапевта, а счастливее мы не стали.

Ее муж Джим, тоже белый, тощий и долговязый, сидит, откинувшись в кресле, скрестив длинные ноги в элегантных брюках, — вылитый привилегированный джентльмен из Каролины, впрочем, он такой и есть.

— У нас каждый раз один и тот же сценарий, — говорит он. — Это так достало!

— Это кошмар! — прибавляет красок Брит.

— Хорошо, — говорю я. — Рассказывайте.

— А с чего начать? — с широкой приглашающей улыбкой спрашивает Брит. — Про критическую расовую теорию или, скажем, про подгузники?

— Для вас это одно и то же? — уточняю я.

— Да все у нас одно и то же, — устало откликается она.

Я смотрю на Джима. Он внимательно слушает.

— Хорошо, давайте сначала про подгузники, — прошу я Брит.

— Он не желает их менять, даже прикасаться к ним, — говорит она.

— Ну, я… — начинает Джим и отводит глаза.

— Вы что? — спрашиваю я.

— От слова никогда, — отвечает за него Брит. — Ни разу в жизни. Даже когда его жена свалилась с высоченной температурой — прикиньте, а?!

— Послушай, милая…

— Даже когда мы думали, что у меня, наверное, коронавирус! — Она не может остановиться, вот-вот сорвется на визг.

Джим сидит с каменным лицом.

— Каково вам это слышать? — спрашиваю я его наконец.

— Что ж, мне и раньше доводилось, — отвечает он одновременно и доверительно, и пренебрежительно.

— Это не ответ на мой вопрос, — не сдаюсь я.

Тут он поворачивается ко мне, взгляд у него суровый.

— Мне и раньше доводилось это слышать, как бы так выразиться, часто.

Я начинаю чувствовать его, ощущать, как он держится, — понимаю, из какого он теста, как выразился бы мой отец. Мне хочется его стукнуть. Чтобы добиться чего-то другого, помимо этого каменного лица — то ли воинственной, то ли измученной, но в любом случае совершенно гнусной мины «несчастного страдальца», которую он, видимо, натренировал до совершенства.

— Вы позволите? — спрашивает он, хотя никто не требует, чтобы он спрашивал разрешения.

— Конечно, говорите.

— Видите ли, да, у нас маленькие дети, двое, и с ними бывает трудно, тут никаких сомнений, — пускается он в объяснения. — Но у нас есть ресурсы. Мы живем в большом доме. Брит может получить любую помощь, какая ей только понадобится. Только не надо просить меня…

— Этот обаяшечка, — признается Брит, — утверждает, что не умеет обращаться с маленькими детьми.

Джим смущенно улыбается.

— Я просто не чувствую с ними никакой связи, — говорит он мне. — Потом, когда они подрастут, все будет иначе, но сейчас… Они же младенцы. Я наверняка уроню кого-нибудь из этих маленьких негодников, ведь они такие вертлявые, и он разобьется.

— Ой, вряд ли, дорогой, — возражает она, впрочем, довольно вяло, словно уже и не ждет, что ее услышат, и уже давно перестала обижаться. — Джим у нас человек старой школы, — сообщает она мне. — Сильный молчаливый мужчина, соль земли и голубая кровь к тому же.

Джим хмыкает — его все это забавляет.

— Шастал по общежитиям в Гарвардском университете с ружьем и удочкой, — продолжает Брит. — «Неужели тут никто не любит охоту и рыбалку?» — передразнивает она его аристократический южный акцент.

— А почему Гарвард? — спрашиваю я Джима. — Я бы решил, что Дьюк или…