Во времена Павла для письма использовали либо папирус (почти такой же тонкий, как современная бумага), либо более толстый пергамент. Сохранились записки Квинтилиана, где тот жалуется на качество тогдашнего пергамента: якобы поверхность у него грубая и не позволяет выводить мелкие изящные буквы. А что? Чем не еще одно — и, по-моему, вполне разумное — объяснение спорной фразы Павла? Возможно, именно так и надо трактовать его слова: «Видите, какими крупными буквами я вынужден писать (поскольку не привычен к грубому пергаменту)». Может, это апостол и имел в виду?
Я отложил в сторону книгу с четким ощущением, что голос Павла вновь прозвучал в краю, который некогда назывался Галатией. Свеча моя догорала. Ночная тишина, окутывавшая Конью, усиливала ощущение ужасного, беспросветного одиночества, которое испытываешь на центральных равнинах. Откуда-то издалека донесся пронзительный свист дозорных. Он стал последним звуком, который я услышал, прежде чем уснуть. Затем древний Иконий погрузился в более плотную, почти абсолютную, тишину.
Глава седьмая
Из Фригии в Македонию
Прошло почти полтора года с тех пор, как Павел вместе с Варнавой и Марком приплыл на Кипр. Это было весьма плодотворное время служения во имя Христа, однако на долю апостолов выпало немало испытаний: непомерные физические нагрузки, непонимание со стороны окружающих и даже реальная угроза жизни.
Период, когда апостолы пребывали в Антиохии, ознаменовался первым кризисом христианской церкви. Тот был связан с происками иудейских законников, которые требовали, чтобы язычники проходили через обряд обрезания и лишь после этого допускались в лоно церкви. Данный вопрос стал камнем преткновения, из-за которого Павел впервые вступил в открытую схватку со своими извечными врагами — ортодоксальными евреями. Эти люди преследовали его всю жизнь, они буквально шли по пятам Павла, натравливали на него окружающих — и все ради того, чтобы навечно привязать христианство к иудейской традиции. Павел ясно видел цели врагов и сражался с ними, не жалея сил. Он верил: лишь освободившись от пут иудаизма, христианство может стать мировой религией.
Получив божественное указание, Павел решил передоверить решение данного вопроса иерусалимской церкви, которую в ту пору возглавлял святой Петр. Апостол надеялся на поддержку Петра и не ошибся в своих расчетах. Тот — тоже руководствуясь божественной волей — принял решение о крещении римского центуриона по имени Корнелий. Тем самым он открыл двери церкви перед необрезанными язычниками.
Воодушевленный этой победой Павел загорелся идеей нового миссионерского путешествия. Мыслями он постоянно возвращался к своим возлюбленным галатам. Как они живут в его отсутствие? Непосвященным трудно понять любовь миссионера к обращенным, это совершенно особое чувство. Но именно такая любовь наполняла сердце Павла на протяжении всей его апостольской жизни — с начала первой миссии и до мученической кончины в Риме.
И сказал Павел Варнаве: «Пойдем опять, посетим братьев наших по всем городам, в которых мы проповедали слово Господне, как они живут»
26.Варнава полностью поддержал идею старшего товарища. Он тоже стремился в новое путешествие и хотел взять с собою Марка. Это позволяет предположить, что Марк мучился угрызениями совести. Он страстно стремился вернуть себе благорасположение Павла и изгладить из памяти тот страшный миг, когда слабость или неверие заставили его покинуть соратников в Пергии и вернуться домой. Я почти слышу голос Марка, умолявшего родича: «Пожалуйста, упроси его взять меня с собой. Скажи, что я сожалею о случившемся. Я знаю, он тебя любит и пойдет навстречу». Однако слишком долго Павел носил в сердце обиду; он не пожелал простить Марка. Его отказ взять юношу во второе миссионерское путешествие имел печальные последствия: испытанный тандем двух проповедников распался. Варнава предпочел остаться с родственником, и они с Марком отправились на Кипр. Павел же для путешествия в Малую Азию вынужден был искать себе нового компаньона.