От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла

Братья сидели полукругом, излучая тонкую обходительность и абсолютное, подавляющее гостеприимство. Я почувствовал, что у меня сперло дыхание. Я знал, что никогда в своей жизни больше не стану есть телятину, рис, рубленое мясо, яйца и лук. Затем меня охватило предчувствие, что сейчас произойдет что-то ужасное. И действительно, дверь снова отворилась! За ней вновь обнаружилась пара таинственных рук. Я едва заставил себя смотреть на все это. С чувством надвигающегося неминуемого конца я увидел, что в качестве piece de resistance[44] предлагаются жареные куриные ножки и потроха. Судя по всему, ради нашего обеда в птичнике была устроена настоящая резня: на блюде лежало по меньшей мере двадцать ножек! По счастью, мой друг — еврейский сержант — обладал аппетитом Гаргантюа. Он съел — бог ведает, как — три куриные ножки и вдобавок к ним немереное количество потрошков.

В гробовом молчании, которое уже приобрело зловещий оттенок, я наблюдал, как дверь снова тихо приоткрылась. Слава богу, на сей раз появилась лишь тутовая настойка и кофе. Обед благополучно завершился.

Наши хозяева выкурили с нами по сигарете и завели разговор о древней Кесарии. Они постарались рассказать все, что знали на эту тему. Мне интересно было выяснить, сохранились ли воспоминания о древнем городе в виде песен и сказаний у современных жителей. Я узнал много интересного. Оказывается, развалины маленького театра, который я обследовал на побережье, у арабов называются «девичьим театром», а остатки ипподрома, расположенного на землях отца Иоанна, носят название «место лошадей». Интересно, связаны ли эти топонимы с греческими пьесами и соревнованиями колесниц, которые устраивались тысячи лет назад?

Мы распрощались с братьями, которые продемонстрировали нам высшую степень традиционного арабского гостеприимства, и, отяжелевшие от обильной еды, медленно направились к отцу Иоанну. Он встретил нас в дверях своего дома. На сей раз на нем была длинная ряса и традиционная шапка греческих священников.

— Вам надо что-нибудь перекусить! — радостно поприветствовал нас отец Иоанн.

— Нет, нет, только не это! — взмолились мы, усаживаясь за стол на кухне. — Пожалуйста, никакой еды!

Однако отец Иоанн, грек-киприот по происхождению, имел собственные представления о гостеприимстве. На столе появились кофе и блюдечко с джемом из дыни.

В этих краях, где людям нередко приходилось голодать, радушие хозяина заключается в том, чтобы накормить гостя до отвала. При этом вежливость требует, чтобы вы хвалили угощение, и — следуя этикету — приходится это делать, пусть похвала чревата новой порцией еды, которую вы уже не в состоянии усвоить. Таким образом, я был чрезвычайно благодарен хозяйской кошке, которая, рискуя жизнью, совершила диверсию: залезла в открытый холодильник и стащила какой-то деликатес, явно припасенный к приезду епископа.

— А теперь, не желаете ли осмотреть церковь? — предложил отец Иоанн.

Он провел нас в сад, где золотисто-коричневые камни византийского периода соседствовали с фруктовыми деревьями и капустными кочанами. Здание церкви представляло собой апсиду храма, некогда стоявшего на этом месте. Древние камни все еще лежали по углам здания, но были заметны более поздние переделки, крышу тоже относительно недавно перекрывали.

— Когда-то на этом месте стоял собор Святого Павла, — рассказывал отец Иоанн. — А под ним находилась тюрьма, в которую заключили апостола. Я вам все покажу, но сначала давайте осмотрим церковь.

Приподняв подол рясы, он достал из кармана брюк ключ и отпер шаткую деревянную дверь, установленную в качестве защиты от овец и цыплят. Мы вошли в маленький темный склеп, чьи огромные камни странным образом диссонировали с размерами комнаты. Алтарем служил деревянный стол, накрытый обычной столовой скатертью. На нем покоились два медных подсвечника и деревянное распятие. По стенам были развешаны несколько икон, здесь же хранилась странная коллекция из мраморных осколков римской поры и византийских плит с посвящениями — все это отец Иоанн выкопал собственноручно на принадлежавшей ему земле.

Должен честно признаться, никогда еще мне не доводилось видеть столь маленькой и убогой церквушки. Это единственная православная церковь на моей памяти, в которой отсутствовал иконостас. По воскресеньям отец Иоанн проводит здесь службу — в полном одиночестве, ибо у него нет прихожан. Увы, на наших глазах христианство угасает в этом древнем краю, в городе, где некогда блистали Павел, Ориген и Евсевий.