– А я уже давно ждала, что Вы, со дня на день, сообщите мне о чём-то подобном. Я даже не держала сомнений, что Вы поступите именно таким образом, друг мой. Не в Вашем характере поступить по-иному. И я горжусь Вами. Как бы тяжело не было мне расставаться с Вами, дорогой мой, я благословляю Вас и буду молиться о скорейшем Вашем возвращении к нам, – теперь слёзы непрерывно катились по щекам Маши и она горестно всхлипывала.
Павел в порыве нежности прижал любимую жену к сердцу. Он целовал её во влажные щёки, ощущая солёный вкус на губах, гладил по голове и шептал:
– Благодарю Вас, милая моя. Вы – ангел мой, Машенька! Я обязательно вернусь, верьте мне. И мы навсегда будем вместе.
Прошло почти два месяца, и Павел отправился на войну в составе Российского Общества Красного Креста. Дорога до Харбина заняла почти месяц. Медики прибыли в этот китайский город уже в конце августа 1904 года. Павел получил распределение в Харбинский центральный госпиталь. Но он решительно настаивал на отправке его на передовую. Его помощь, как ему казалось, там будет особенно востребована. Вскоре Павел был переведён в место недалеко от Порт-Артура и зачислен полковым хирургом.
По своему обычаю, он погрузился с головой в работу, а её было много. Каждый день Павел делал до десятка операций. Он спал урывками, как придётся, чаще всего здесь же, в палатке лазарета, расположенного вблизи передовой. Выглядел он усталым, похудевшим, с ввалившимися глазами. Через три месяца после начала работы в полевом лазарете Павел получил первое письмо от Маши, отправленное ею ещё в сентябре, а нынче на дворе был уже конец ноября. Павел сначала прижал письмо к своей груди, представив на миг, что обнимает Машу и Николеньку, затем с волнением открыл его и жадно начал читать. Перед глазами замелькали изящные буковки кружевного почерка Маши:
«Милый друг мой, незабвенный мой муж, Павел Матвеевич! В первых строках своего письма спешу уведомить Вас, что мы с Николенькой, волею Господа нашего, находимся в полном здравии и полны дум о Вас. Ежедневно молимся о Вашем здоровье и благополучии. Берегите себя, друг мой милый.
Спешу так же сообщить Вам, что нет больше с нами папеньки моего, Мефодия Гавриловича, не услышим мы более его голоса, не увидим взгляда его доброго. Осиротели мы, дорогой мой, в один день. Батюшка мой, будучи на последней летней охоте, упал с лошади, что внезапно понесла его. Он ударился головой о камень, разбился сильно. И, в беспамятстве, через несколько часов отошёл в мир иной. Мы же с маменькой остались в большом горе и неутолимой печали, в коей находимся и теперь. Матушка моя, Елизавета Николаевна, после похорон прямо сама не своя сделалась. Плачет каждый день, от еды отказывается, пребывает в совершеннейшей меланхолии. Меня, друг мой, её состояние очень тревожит. И врач наш, Антон Иванович, беспокоится о её здоровье и за её рассудок переживает. Назначил он ей успокаивающие настойки. Так она их не пьёт! И что делать, ума не приложу.
Ваша матушка, Дарья Кирилловна, здорова, лишь изредка на мигрень жалуется. Дважды уже, после похорон моего незабвенного упокоившегося батюшки, навещала нас с Николенькой. Просила передать Вам поклон и своё родительское благословение, ежели буду я писать к Вам. Дарья Кирилловна зачастила в церковь, почитай, каждый день службу стоит.
В нашей с Николенькой жизни всё по-прежнему. Николенька растёт, уже много слов знает. А Вас, дорогой мой муж, папенькой зовёт и Вашу карточку целует перед сном. Мальчик бойкий и умненький и всё больше на Вас, милый мой, похож с лица. Вот и отрада сердцу моему.
А ещё хочу сообщить Вам, что слуга Ваш, Митрофан, очень плох. Доживёт ли до встречи с Вами? Недуг какой-то приключился с ним и врач сказал, что недолго ему осталось.
А я очень скучаю по Вас и страстно жду нашей встречи, милый муж мой, Павел Матвеевич, храни Вас Господь. А в конце письма своего прикладываю Вам отпечаток ладошки сыночка Вашего Николеньки и шлю Вам тепло сердца моего. За сим, любящая Вас, жена Ваша, Мария Мефодиевна».
Далее шла дата написания письма и витиеватая подпись Маши. Павел ещё какое-то время подержал письмо у губ, ощущая тонкий запах Машиных духов. Несмотря на то, что письмо шло долго, оно пахло домом. И Павлу взгрустнулось от нахлынувших воспоминаний. Лёгкая, печальная улыбка тронула его губы. Ему хотелось ещё углубиться в воспоминания, но сестра милосердия, появившаяся на пороге палатки, позвала его к раненному. Павел только успел подумать ещё:
– Бедная Маша, должно быть нелегко ей теперь. Отца не стало и мама больна. Нет у неё теперь опоры, в случае какой надобности, одна совсем. Сколько же война эта продлится, никому не известно. Когда я смогу домой воротиться?
Вот уже несколько дней Павел, занимаясь привычной работой в госпитале, мыслями возвращался к письму Маши. Сердце его сжималось от грусти и нежности, от желания скорее всё здесь закончить и вернуться домой. Тревожили мысли и о слуге матушки Митрофане.