От Каира до Стамбула: Путешествие по Ближнему Востоку

Уже довольно высоко поднявшись, мы увидели три белых мазка на однородном фоне пустыни: один — обособленно, два других — рядом друг с другом. Увидеть здесь эти белые монастыри было все равно, что разглядеть корабли в бескрайнем море после долгого одинокого плавания. Шейх остановил машину и, указывая на монастыри, назвал мне их. Тот, что справа, на отшибе, — это Дейр эль-Барам; на шесть миль левее — Дейр Авва Бишой и Дейр эс-Сириани. Куда поедем сначала? Я выбрал Дейр эль-Барам. Но где же Дейр Абу Макар, самый знаменитый из всех? Шейх указал налево и сказал, что это в двенадцати милях, отсюда не видно.

Некоторое время нам были видны все три монастыря, и я успел разглядеть, что они построены по единому плану: прямоугольник высоких стен и только одни въездные ворота. Вокруг монастырей не было абсолютно ничего, кроме голой пустыни, простиравшейся насколько мог видеть глаз. Ни дороги, ведущей к воротам, ни следов колес, человеческих ног или копыт животных. Отсутствие хозяйственных построек придавало монастырям настороженный вид — казалось, их обитатели все время находились в состоянии боевой готовности. Три белые коробки на коричневом столе.

Сначала я видел только стены, белеющие на фоне песка, но когда мы приблизились к Дейр эль-Бараму, различил и приземистые белые арки, и крыши домов, и несколько пальм над крепостными валами — это были настоящие крепости. Каждый из монастырей готов был выдержать осаду, и тем, что у них такая долгая история, они обязаны прежде всего бдительности своих обитателей. Вот нас уже накрыла тень крепостной стены.

Шейх потянул за шнурок звонка. За воротами несколько раз слабо звякнуло. Но за этим ничего не последовало. Монастырь оставался молчаливым, как гробница. Глиняный кувшин с водой стоял на плоском камне рядом с воротами, и шейх сказал мне, что этот обычай существует «с давних, давних времен» — монахи оставляли воду у ворот для путешественников и бедуинов. В каждом монастыре, сказал он, есть такой кувшин. У врат первой же обители, которую увидел, я обнаружил материальное свидетельство милосердия и заботы о ближнем, которые отшельники в золотом веке монашества так высоко ценили.

На меня произвели впечатление не только толщина стен, но также огромный сводчатый проход — разительный контраст с самими воротами. Если проход был рассчитан на гигантов, то ворота — на карликов. Не было нужды спрашивать о причине столь узкого входа: набеги, которым часто подвергались монастыри.

Наконец мы услышали чей-то голос и, подняв головы, увидели, что сверху на нас удивленно смотрит коричневый старик в белой скуфейке и запыленной черной рубахе. Что нам надо? Мы хотим войти? Кто мы такие? Задав кучу вопросов, он наконец пообещал, что сейчас нам откроет. Мы слышали, как он поворачивал ключи в многочисленных замочных скважинах, отодвигал засовы, и вот ворота робко приоткрылись. Наш древний привратник держал в руках три или четыре огромных ключа, один из них был с деревянными зубцами и достигал двух футов в длину.

Хотя мне не терпелось увидеть это странное место изнутри, я задержался на несколько секунд, разглядывая ворота: нигде не видел столько цепочек, задвижек, замков, деревянных засовов. Ворота выглядели так, как будто на них отметились все изобретатели запоров за последние десять веков. А чтобы уж совсем запечатать вход в монастырь, узкую канавку за воротами можно было еще засыпать камнями. Потому и мерцает еще свет христианства в пустыне Скетис.

Старик повел нас к весьма примечательной группе зданий. Все они сияли ослепительной белизной. Некоторые были увенчаны множеством куполов, напоминавших белые шляпки грибов. Здания толпились совершенно беспорядочно. Здесь имелась центральная площадь, сад-переросток с кустами и пальмами и несколько апельсиновых деревьев, отягощенных плодами. Мы прошли мимо келий. Дверь в одну из них была открыта — там, на коврике, скрестив ноги, сидел монах и сосредоточенно переписывал пером на пергаменте церковную книгу на арабском языке. Как и на старике-привратнике, на нем были белая скуфейка и черная галлабия.

Меня проводили в дом для гостей, современный, похожий на французский домик с верандой и деревянными пластинчатыми ставнями на окнах. Несколько монахов весьма преклонного возраста, похожие на черных жуков, выглядывали из своих келий, чтобы посмотреть на меня. Нищета, в которой они себя намеренно держали, не подлежала сомнению. А еще было заметно, что они, подобно древним отцам-пустынникам, считали мыло и воду непозволительной роскошью.