8.1.5.
«В 1991 году Россия располагала всем для того, чтобы в течении нескольких лет войти в число мировых лидеров по уровню и качеству жизни, — писал Владимир Бренделев. — Ресурсный потенциал России оценивался суммой 140 триллионов долларов, то есть около миллиона долларов на каждого российского гражданина. В наследство от СССР Россия получила фантастический научно-технический и производственный потенциал сверхдержавы номер два. Архитекторы германского, японского, корейского или китайского «экономического чуда» — все вместе взятые! — не располагали даже половиной российских ресурсов. Реформы были просто обречены на успех при любых вариантах их проведения, при всех мыслимых и немыслимых ошибках, которые могли совершить реформаторы».[333]Даже, если посчитать вышесказанное преувеличением, то все равно Ельцин
, став президентом независимой Российской Федерации (основной части бывшей великой державы), мог отвести страну от пропасти и возродить ее. Так, во всяком случае, многие надеялись. Была надежда у народа, а это уже кое-что для начала возрождения. Была шатающаяся, но не разрушенная промышленность, были колоссальные природные богатства. Был не прихотливый, но достаточно трудолюбивый народ. Одним словом, было все, что, казалось бы, нужно для выхода из кризиса.Не будем здесь говорить, что из этого получилось. Лишь одно замечание: в 1992–1993 годах первый российский президент еще вынужден был делить власть с парламентом,{89}
где находились очень разные люди, которые во многом, так же как и он, рвались к власти. Они завидовали президенту страны и тем, кто успел пристроиться вокруг него. Они понимали, что могут управлять не хуже, чем те, которые дорвавшиеся до власти. Они видели все это и им хотелось все это повторить, но только уже для себя. А история российская, действительно, не редко повторяется, но не так быстро, как хотелось бы рвущимся к власти. Им все нужно было сразу, ждать не моглось. Жизнь ведь идет и хочется насладиться всеми ее прелестями.Ситуация противостояния парламента и президента в 1992–1993 годах здорово напоминала ранее происходившее противостояние Горбачева
и Ельцина. Это сильно осложняло ельцинское правление. Коржаков писал, что эта борьба все заметнее мешала нормальной деятельности, Ельцина изнуряли постоянные стычки с Верховным Советом, оскорбительные выпады Хасбулатова, Руцкого.[334] (см. пункт 8.5.4. настоящей книги). Все это действительно так, жестокая борьба за власть не способствует уверенности верховного правителя, а вместе с тем и не способствует процветанию страны.Однако в конце 1993 года этому противостоянию наступил конец. Какой, можете вы спросить, ценой? Дорогой. «Сегодня, — констатировал тогда Валерий Зорькин, — девственная белизна демократических знамен густо заляпана грязью лжи и коррупции «демначальства», более того — залита кровью погибших в Москве во время октябрьской бойни. Попраны элементарные нормы выборной системы (позволяющей сегодня «побеждать» тем, за кого отданы голоса 5-10 % избирателей), под улюлюканье политической клоаки растоптано достоинство Конституционного суда, парализована прокуратура, правоохранительные органы получили отчетливо «начальствоохранный» оттенок. Среднестатистический российский гражданин при звуке слов «плюрализм», «гласность», «народовластие» в лучшем случае угрюмо отворачивается (чаще всего его реакцию не позволяет воспроизвести на страницах печати чувство элементарного приличий)».[335]
Все это так, но …В конце 1993 года первый российский президент получил новую возможность вывести страну из кризиса. «После октября 1993 года помешать Ельцину уже не мог никто».[336]
Правда, энтузиазма у народа было уже меньше, но зато власти у президента стало больше. Оставалось только осуществить то, что было не раз клятвенно обещано народу. Шанс, хоть и в меньших размерах, но напоминал самый конец 1991 года. Оставалось только воспользоваться этим шансом.{90}