От Кибирова до Пушкина

Ср. также в стихотворении Блока «Поэты» (1908):

Пускай я умру под забором, как пес,Пусть жизнь меня в землю втоптала, —Я верю: то бог меня снегом занес,

То вьюга меня целовала![1054]

Как известно, Ходасевич внимательно и ревностно следил за литературной деятельностью Маяковского. У Маяковского в 1923–1924 годах в Берлине вышли три книги: «Избранный Маяковский», «Вещи этого года» (издательство «Накануне») и «Для голоса» (берлинское отделение Госиздата), — а также в Москве отдельным изданием была напечатана поэма «Про это» с фотомонтажами А. Родченко. Кроме того, в Москве под редакцией Маяковского начал выходить журнал «Леф» (к этому времени изданы четыре номера). В апреле — мае 1924 года Маяковский находился в Берлине, где у него состоялось несколько публичных выступлений. В эти дни, когда Ходасевич написал сонет «Зимняя буря», Маяковский еще оставался в Берлине. О публичных выступлениях первого поэта революции с чтением стихов, в том числе и с чтением поэмы «Про это», В. Ф. мог читать в парижских и берлинских русских газетах.

Непосредственным толчком могла послужить также «старая» запись Маяковского в альбоме Познера, сделанная 9 ноября 1920 года, когда Маяковский приехал из Москвы в Петроград, где у него было несколько публичных выступлений. Видимо, на одном из вечеров он вписал в альбом юного поэта, жившего тогда вместе с родителями в северной столице, финальные строки из тогда еще неопубликованного стихотворения «Необычайные приключения…»:

Светить всегда,

Светить везде,До дней последних донца.Светить —И никаких гвоздей.

Вот лозунг мойИ солнца![1055]

Другим возможным толчком мог послужить также разговор Ходасевича с владельцем альбома, например о выступлениях Маяковского в эти майские дни в Берлине. В петроградский период молодой Познер был буквально влюблен в Маяковского; как свидетельствуют современники[1056], он испытал его сильное влияние, писал стихи, пародируя и подражая ему. К. Чуковский вспоминал:

Его черную мальчишескую голову можно было видеть на каждом писательском сборище. Не было таких строк Маяковского, Гумилева, Мандельштама, Ахматовой, которых он не знал бы наизусть. Сам он писал стихи непрерывно: эпиграммы, сатиры, юморески, пародии, всегда удивлявшие меня зрелостью поэтической формы[1057].

Когда Познер эмигрировал в Литву летом 1921 года, он свои первые стихи «Из Петроградских частушек», написанные под воздействием Маяковского, напечатал в газете «Вольная Литва»[1058]

.

Впоследствии, когда Маяковский в 1922 и 1924 годах приезжал в Берлин и Париж, Познер встречался с ним и брал у него интервью[1059]. Сохранилась записка Л. Ю. Брик, датированная апрелем 1924 года и адресованная Познеру. Видимо, во второй приезд в Париж, в конце 1924-го, Маяковский подарил молодому поэту отдельное издание поэмы «Про это» с надписью: «Милому Познеру Вл<адимир> Маяк<овский>»[1060].

Разумеется, Ходасевич не скрывал от Познера своего резко отрицательного отношения к Маяковскому и, надо думать, не раз полемизировал с молодым поэтом по этому поводу. Трудно со всей определенностью сказать, какие именно из приведенных фактов и текстов послужили Ходасевичу поводом для создания сонета «Зимняя буря», но несомненно следующее: он хотел показать Познеру, что может легко написать «футуристический» текст, вернее — квазифутуристический, который на самом деле является, как я попытаюсь показать, пародией на футуристов.

Форму брахиколона Ходасевичу мог также «подсказать» или спровоцировать отдельный листок, вложенный в альбом Познера. На нем написан экспериментальный текст, представляющий, вероятно, заготовки, состоящие из трех «столбиков» односложных и двусложных слов, производных от написанного вверху слова — «Оберкампфъ» (вероятно, текст построен по принципу лингвистической игры «наборщик» — подборка слов из букв ключевого слова). Этот подбор из двадцати пяти слов написан неизвестной рукой по старой орфографии, но не совсем понятен его смысл и функции[1061]: