Долгое время дяди в погонах не интересовались персоной Павлика. Моя военная профессия была не шибко востребованной. Потом возникла надобность в загранпаспорте. Я направился в военкомат за справкой, где выяснилось, что без Павлика армия ну никак не может обойтись.
— А-а-а, дорогой дружочек, — произнес из-за стола местный полковничий хрен, — через месяцок можешь собираться в путь-дорогу.
Рядом с ним сидел гражданин в штатском и изображал на своем лице сосредоточенность.
— И очень не рекомендую тебе делать загранпаспорт через турфирму, — продолжал вещать офицер всем пример, — очень не рекомендую!
Я вышел из кабинета с чувством, что система меня поимела. На кой ляд корячиться на военной кафедре, проходить гребаные сборы, чтобы в итоге все равно отдать два года портянкам. Хотя, не портянкам, мне предстояло офицерствовать, но хрен редьки не слаще. Офицерским носкам.
Сзади послышался топот. Это меня догонял гражданин в штатском, сосредоточенный еще больше.
— А зачем тебе загранпаспорт? — спросил он.
«Еще бы спросил, зачем мне яйца», — подумал я.
— За границу собрался?
— Собрался.
— А зачем?
— Поработать, — он начал меня утомлять.
— Что, хорошая работа?
— Слушайте, — не выдержал я. — Вы себе представляете зарплату в три тысячи долларов? В месяц.
— Представляю.
— А я нет!
— Ну хорошо, — сказал он после непродолжительной паузы, во время которой я все пытался угадать, к чему весь этот содержательный диалог. — А треть этой суммы у тебя есть?
«В харю бы тебе прямо сейчас дать».
Это я так подумал. И еще я много чего такого подумал. Вот, гондон. Тысяча грин! До офицерства тысяча, и после офицерства тысяча! Такса постоянна, как курс советского рубля по отношению к монгольской валюте. Нет, ну на кой ляд я сборы проходил?
У меня в руках был книга с рассказами Шукшина, я ее прихватил, чтоб было куда глаза деть в метро.
— Значит так, — затараторил гражданин в штатском, оказавшийся на деле злостным вымогателем, — если деньги появятся, позвони мне. Только мне, и никому другому. Пиши телефон.
— Я запомню.
— Нет пиши.
Он вырвал книгу из рук так же, как вырвал у меня из рук автомат сдрейфивший лейтенант.
— Сам запишу. А то еще потеряешь.
Начиркал цифры на внутренней обложке, отдал книгу и отвалил.
Я вышел из военкомата и больше там не появлялся. Когда мне исполнилось 27 лет, отдал все документы в турфирму и мне за месяц сделали загранпаспорт. «Поцелуй ты меня в ж, 28 мне уже», — это из творчества веселых и находчивых. 28 для рифмы вставлено. А 22 — это про автомат. А 5 нарядов — это наказание. Оказавшись в тисках армейской скуки, я попробовал вспомнить былое наркоманское прошлое. Вспомнил и забыл тут же. Это был последний раз, когда у меня во рту, потрескивая сгорающими зернами, сидела беломорина с конопляным фаршем. Я дал себе зарок больше никогда, never ever, не употреблять листьев растения Каннабис. И зарок этот до сих пор для меня актуален.
Отрезок двенадцатый
«Мне кажется, что единственное обстоятельство, которое может помешать сесть на велосипед, — это отсутствие ног», — пошутил однажды Грег Ле Монд, трехкратный победитель гонки «Тур де Франс». А мне кажется, что у Грега Ле Монда не стоит, зато замечательно висит. Езда на велосипеде в большом количестве небезопасна для мужчины с точки зрения стояка. Седло трет тросик простаты, пролегающий в мужской промежности. Совершая каждодневные заезды на сто-двести километров, можно в итоге начать спать в обнимку с велосипедной рамой, потому что она не станет предъявлять претензий о сексуальной неудовлетворенности. Профессиональный спорт в данном случае является ударом по мужскому самолюбию и продолжению рода. С одной стороны велосипед — лучшее средство укрепить сердце, о чем в один голос лопочут все медики, с другой — нужно знать меру.
Цепь крутится, одаривая обод заднего колеса мелкими кусочками грунта. Шестеренки похрапывают в такт движения педалей, их сонный режим не нарушают даже редкие спуски с горок. Двигатель примостился на сидении, укрепился руками за руль, выставил два коленвала в кроссовках. В животе процессы внутреннего сгорания, коробка передач в мозгу.
На Невском проспекте самоходки о четырех колесах приминают шинами дорожное покрытие, пытаясь сдержать тормозной системой скрытый под капотом табун лошадей. Стекла бокового вида торчат кольями из припаркованных машин. Маршрутные такси резки и непредсказуемы, бросаются в правый ряд, как только на тротуаре появится податель проездной платы с вытянутой рукой. Украшаешь воздух матом, нажимая курки тормозов на руле, пытаясь не впилиться в задний борт маршрутки.