От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор

30–31 октября. Прошли 48 вёрст до колодца Сепкюльтай; пустыня, как и прежде; только более волниста. Корму лошадям нет; даём им каждый день рис, которого, по счастию, взято было много из Кульджи; думал я, что до Тибета хватит. Вообще наши обильные кульджинские запасы едва достанут до Гучена; казаки, и в особенности проводники, едят непомерно много. Трудно даже поверить, чтобы человек мог есть столько поганой дзамбы. Тянь-шань с каждым днём виден всё яснее и яснее. От Сепкюльтая можно уже различить все ущелья; между тем, до гор вёрст 60–70. Словно стена, стоит исполинский хребет над равниною пустыни. Далеко к востоку и западу убегает этот гигантский хребет, а в средине, прямо против нас, вздымается[124] величественная Богдо-ола; на вершине её очень часто сидят облака. Пустыня, которой мы теперь идём, до того безжизненна, что в ней нет даже Роdoces [саксаульной сойки], коренной обитательницы самых бесплодных мест

[125].

Климат октября. Осень в Джунгарии, как и во всей Средней Азии, характеризуется. ясной, тихой и сравнительно тёплой погодой. Атмосферные осадки, т. е. дождь или снег, падают очень редко. Так и было в описываемом месяце. В особенности в первой его половине погода стояла отличная, за исключением нескольких холодных и ветреных дней в начале октября[126]

. Во второй половине холода наступили вдруг: 20-го числа выпал неглубокий снег, и затем мороз; на рассвете [морозы] доходили до —23°; даже в полдень термометр показывал ниже нуля. Затем, с приближением к Гучену, снегу не стало, и погода опять сделалась довольно тёплой, хотя при ветре, даже слабом, тотчас же становилось холодно, даже и в ясный день. Температура почвы была довольно высокая: 26-го числа в песке на глубине одного фута было —2°,6; на два фута +1°. Ясных дней в течение месяца считалось 28; снег шёл четыре раза, но небольшой, однажды дождь; ветер только дважды достигал силы бури. Летом, как говорят, в этих местах падают сильные дожди, чем и можно объяснить, что в песках, кроме саксаула, встречаются и другие растения. Эти же летние дожди образовывают на глинистых площадях временные озёра, из которых пьют звери, живущие в пустыне.

1 ноября. Дневали. Зуд нестерпимый; по ночам не спишь, слабеешь с каждым днём. Пробую различные средства от зуда; сегодня, ложась спать, я намазался табачной гарью, разведённой в прованском масле. От этой мази через несколько минут у меня заболела голова до дурноты, и сделалась рвота. Ночь была проведена крайне тревожно.

2–4 ноября. Сделали 64 версты (опять безводных) и вышли из песков на плодородную равнину, где стоит Гучен

[127]. Корм и вода в изобилии. При выходе из песков мы встретили партию семипалатинских татар и киргизов, торговавших в Гучене и возвращавшихся теперь домой. Обрадовались мы несказанно землякам; татары также рады были встретить русских. Остановились вместе и вместе провели вечер. Смех, балалайка, русский говор напомнили нам родину; с грустью на другое утро распрощались мы с татарами[128].

7 ноября.

Прошли 17 вёрст до Гучена и остановились в 2 1/2 верстах, не доходя до города.

15–16 ноября. От зуда испробовал всякие средства: мыл отваром табаку, мазал трубочной гарью, мыл солью и квасцами, мазал дёгтем и купоросом. Ничто не помогает; видимо, причина болезни внутренняя, а не наружная. Сегодня призвал китайского доктора из Гучена; обещал ему, сверх платы за лекарство, 15 лан, если вылечит меня. Доктор дал лекарство, составленное, как он говорил, из 40 различных трав: одни надо было пить, другими мыть; то и другое делать четыре раза в день; притом не есть сахару и вообще небольшая диэта. Каждый день такое питьё стоит 1 1/2 лана; вот уже пью его два дня, — пока еще облегчения нет. Во всяком случае необходимо вылечиться здесь на месте, иначе невозможно итти далее. Между тем, стоять на одном месте почти без всякого дела крайне трудно. В экспедиции только одна работа и заставляет забывать всю трудность обстановки и все лишения. Последних не мало — и физических и нравственных. Грязь, холод, усталость, однообразная пища — вот отчего приходится страдать физически.

Теперь я читаю книгу Фламмариона "La pluralitê des mondes habites" ⁽⁵³⁾. Каким резким контрастом является эта книга с окружающей обстановкой: с одной стороны, величие ума и нравственной стороны человека, с другой — тот же человек, мало чем отличающийся от животного!

Холода стоят сильные день в день с начала ноября; снег покрывает сплошь землю дюйма на два. Морозы по ночам доходят до —24°,5; днем в полдень, даже в тихую погоду, не ниже [выше] —9°. Не то, что в прошедшем году за Тянь-шанем в Таримской долине.