От марксизма к идеализму

Однако здесь следует маленькое или даже не маленькое «но». Мы видели уже, что славянофильство содержало в себе такие элементы, которые могли породить Каткова и его присных. Этот же политический романтизм, который является вместе с тем национальным самобытничаньем, отделял славянофильство от демократических элементов нашей интеллигенции, между тем как западничество, смотревшее действительности прямо в глаза, именно в своей свободе от политических предрассудков славянофильства имело главную притягательную силу. От этой своей несчастной особенности должно непременно освободиться первоначальное миросозерцание славянофильства, и от неё его не освободили ни Достоевский, ни Соловьёв. Достоевский вместе с Аксаковым разделял все предрассудки славянофильства, согласно которым наибольшая народная свобода достижима при отсутствии всяких юридических её гарантий, существующих на Западе. Но, считая западную свободу для нас недостаточной, Достоевский практически оказывался политическим реакционером. Соловьёв умел ценить юридические гарантии и высмеивал предрассудки славянофилов, будто духу русского народа всякие юридические гарантии противны, справедливо считая это проповедью принципиального бесправия. Однако, как мы уже знаем, сам Соловьёв не сделал всех выводов, проистекающих из признания значения и необходимости юридических гарантий, ибо последовательный отсюда вывод может быть только один — политическое credo русского западничества. Этот последний шаг и остается теперь сделать в деле очищения славянофильского учения и восполнения его положительными элементами западничества. Такой шаг не может встретить решительно никаких принципиальных возражений, ибо национальность не состоит в тех или других исторических пережитках, но представляет собой положительную духовную силу, которая требует их устранения для своего полного и свободного проявления [208]

.

Довершив своё окончательное преобразование, реформированное славянофильство или, лучше сказать, национальный универсализм окажется способным сделаться и политическим знаменем для прогрессивных элементов нашего общества, а вместе утолить его философскую и религиозную жажду; шаткие основы позитивного миросозерцания «западничества», привлекательного теперь в силу связанных с ними прогрессивных политических стремлений, быстро утратили бы свою обаятельность, раз только стало бы ясно, что переход к новому миросозерцанию не обязывает от них отказываться и основное историческое недоразумение русской жизни было бы, наконец, исчерпано. Пора уже!