От моря до моря

Поезд дважды останавливался, стойкое безмолвие полыни словно поднималось из прерии и, казалось, вливалось нам в уши. Это напоминало кошмар, и даже спальное место в вагоне для иммигрантов не приносило успокоения. Вагоны были переполнены. Под утро у нас произошел скандал: кто-то умудрился напиться. Вмешался какой-то корнуэллец. Растягивая в улыбке рот до ушей, этот рыжеголовый стратег отлупил буяна ремнем, а миниатюрная женщина, которая лежала на скамейке поодаль, наблюдая за дракой, обозвала пьяного проклятым боровом, кем тот на самом деле и был, хотя даме не следовало бы так выражаться.

В вагонах для иммигрантов поддерживается чистота, однако сами помещения грубостью под стать койкам.

Позднее, когда мы переваливали через Скалистые горы, нам пришлось лечь на эти койки костьми. Если нужно, американский поезд поползет по стене, хотя сидеть в нем будет не слишком удобно.

Стало ужасно холодно, но мы карабкались вверх до тех пор, пока не добрались до индейской резервации, и благородные дикари вышли навстречу. Они выглядели уныло и непривлекательно. Большинство американцев высказываются об индейцах довольно откровенно: "Надо поскорее освободиться от них. Нам некуда их приспособить". Некоторые считают, что мы в Индии тоже уничтожаем местное население. Меня даже просили назвать точную дату окончательного исчезновения арийцев. Я отвечал, что дело, наверно, затянется. Очень многие американцы страдают отвратительной привычкой называть индейцев язычниками. По их понятиям, магометане, индуисты тоже язычники и поэтому также заслуживают названия "идолопоклонники" и "басурмане". Однако это не относится к делу, потому что нас интересовал туннель Стампид - вершина перевала в Скалистых горах. Слава богу, мне не придется снова ехать этим туннелем. Его длина - около двух миль. В действительности это штрек шахты, подпертый бревнами и освещенный электричеством. Полнейшая темнота была бы предпочтительнее, так как свет лампочек обнажает грубо обтесанную поверхность скалы, а это очень неприятное зрелище. Поезд вползает внутрь, тормозит, и тогда становится слышно, как капли воды и обломки породы стучат по крыше вагона. Затем вы начинаете молиться и молитесь горячо, потому что воздух в туннеле становится все неподвижнее и вы не осмеливаетесь отвести глаза от бревенчатых подпорок (как бы те не завалились!), так как уже не надеетесь на опору моральную. До появления туннеля здесь проходила подвесная дорога с открытыми вагончиками. Обходчик проверяет путь после каждого поезда, но это не гарантирует безопасности. Ведь он попросту "прикидывает", пройдет ли следующий поезд, и машинист каждого паровоза "прикидывает" то же самое. В один прекрасный день случится обвал. Тогда какой-нибудь предприимчивый репортер распишет крики и стоны заживо погребенных и героические усилия прессы заполучить информацию на месте происшествия. Этим все и кончится. Человеческая жизнь ничего не стоит.

На всем пути до Хелены я прислушивался к болтовне пассажиров в пульмане для курящих, и, за редким исключением, каждая история была основана на диком насилии, убийстве, совершенном с помощью утонченного или варварского обмана, на преступлении, не отмщенном законом либо вызвавшем ответную вспышку беззакония. И всякий раз меня уверяли, что старые времена миновали и все эти анекдоты состарились на пять лет. Особенно старался какой-то мужчина. Он восхищался подвигами ковбоев (его знакомых), их искусством обращения с револьвером. Каждая быль-ужас неизменно венчалась словами: "Вот каким парнем он был", словно рассказчик хотел подчеркнуть - иди и поступай так же. Стоит напомнить, что все эти перестрелки и поножовщина не были следствием каких-либо военных действий. "Героев" никто не заставлял драться, чтобы защитить свою жизнь. Совсем наоборот. Скандалы были результатом попоек, в которых принимали участие сами "герои". В салунах и игорных притонах они "предъявляли револьверы", и в подавляющем большинстве случаев - без всякого повода. Эти россказни вызвали у меня тошноту, однако кое-чему научили.

Человек, который носит при себе револьвер, - трус, личность, которую стоит выставить за дверь любого приличного заведения, клуба или иного цивилизованного собрания. В ношении личного оружия нет ни капли рыцарства, ни романтики, что бы ни писали на этот счет американские авторы. Я хочу, чтобы вы поняли, до какой меры презрения настроили меня некоторые стороны жизни Дикого Запада.