От моря до моря

Казалось бы, беглого осмотра вполне достаточно, но я захотел узнать, как глубоко "поднебесные" пустили свои корни, и решил исследовать китайский квартал вторично, и на этот раз в одиночку, что было весьма неосмотрительно. Никто не мешал мне передвигаться по грязным улочкам (если бы не морские бризы, Сан-Франциско, очевидно, ежегодно страдал бы от эпидемий холеры), хотя многие встречные просили cumshaw*. Потом я наткнулся на четырехэтажное здание, переполненное китайцами, и нырнул в эту нору. Говорят, что подобные обиталища строятся по принципу айсберга, то есть на две трети они спрятаны под землей.

Я пробирался мимо китайцев, которые спали на нарах или курили опиум, мимо борделей и игорных притонов, пока, заблудившись в лабиринте этого крольчатника, не достиг второго подвального этажа.

Китайская мудрость не знает границ. Во время народных волнений толпа может стереть этот дом с лица земли, и все же он укроет своих обитателей за железными дверями и воротами в подземных галереях, которые выложены кирпичом и укреплены бревенчатыми балками.

Кто-то попросил cumshaw и проводил меня в нижний подвал, где воздух был густ, как масло; горящие лампы прожигали в нем дыры не более квадратного дюйма в поперечнике. Там собрался покерный клуб. Игра была в полном разгаре. Китаец обожает "покел", играет довольно искусно, а проигрывая, ругается по-кошачьи. Картежники сидели вокруг стола, почти все были одеты наполовину по-европейски и прятали косички под шляпами. Один из них выглядел евроазиатом, хотя мог оказаться и мексиканцем. Расспросы подтвердили эту догадку. Живописная компания напоминала благовоспитанных дьяволов, которые слишком увлеклись игрой, чтобы обратить внимание на появление незнакомца. Мы находились глубоко под землей; сверху не проникало ни звука. Слышны были только шорох рукавов голубых халатов и таинственный шепот тасуемых и сдаваемых карт. В подвале было невыносимо жарко. Мексиканец и человек, сидевший от него слева, заспорили. Последний вскочил на ноги, мгновенно оказался по другую сторону стола и, когда стол отгородил его от мексиканца, потянулся худой желтой рукой за выигрышем соперника.

Заметьте, насколько человек подвержен влиянию инстинктов. Мне редко приходилось смотреть в пистолетное дуло, но стоило мексиканцу приподняться со стула, как я оказался на полу. Никто не подсказывал мне, что это наивыгоднейшая позиция, когда вокруг свистят пули, но я распростерся ниц, прежде чем успел что-либо сообразить. Падая, я услышал гул орудийного залпа (в тесном, замкнутом пространстве хлопок пистолетного выстрела распространяется не дальше порохового дыма) и почувствовал едкий запах. Второго выстрела не последовало. Наступила тишина, и я осторожно приподнялся на колени.

Китаец держался обеими руками за край стола, глядя прямо перед собой, на опустевший стул мексиканца. Тот исчез, и лишь маленький завиток дыма плавал под потолком. Все еще цепляясь за стол, китаец сказал: "А!", словно человек, которого внезапно оторвал от дела вошедший приятель, затем кашлянул и повалился на правый бок. Я успел заметить, что он был ранен в живот.

Потом до моего сознания дошло, что, за исключением двух человек, склонившихся над упавшим, в комнате никого не было. Животный страх, до сих пор пересиливаемый любопытством, пронзил все мое существо. Мне страстно захотелось глотнуть свежего воздуха. Я вообразил, что, возможно, китайцы спутают меня с мексиканцем (в те минуты могло произойти самое ужасное) и, вероятнее всего, на время охоты за убийцей лестницы подземелья будут перекрыты. Человек на полу зашелся ужасным кашлем, но я услышал это, уже пустившись в бегство, когда один из друзей китайца потушил лампу. Лестницы казались мне бесконечно длинными, и, к моему ужасу, в доме не раздавалось ни звука. Однако никто не препятствовал мне и даже не взглянул в мою сторону. Мексиканца и след простыл. Я отыскал дверь (у меня дрожали колени) и оказался под защитой туманной, дождливой ночи. Я не осмеливался бежать (как ни старался), не мог даже идти и, очевидно, проделывал нечто среднее, потому что мне запомнились свет уличных фонарей и тень человека, который, должно быть в порыве сдерживаемого восторга, вытанцовывал караколи* на тротуаре.

Да, это был страх, смертельный ужас, основанный на прежнем знакомстве с Востоком. Единственный белый свидетель... трехэтажное подземелье... кашель китайца на глубине сорока футов у меня под ногами. До чего приятно видеть витрины магазинов и электрический свет! Ни за что на свете я не стал бы обращаться в полицию, потому что был убежден, что с мексиканцем разделались там, в подземелье, прежде, чем мне удалось выбраться на поверхность. К тому же, удалившись от места происшествия, я уже не сумел бы указать, где все произошло.

Паническое бегство завело меня на целую милю в сторону от отеля. Постукивание лифта, который доставлял меня в постель на шестом этаже, звучало в моих ушах сладкой музыкой.