От оргазма до бессмертия. Записки драг-дизайнера

Много позже, на рубеже столетий, когда я уже проработал немало лет бок о бок с профессором Гарландом Маршаллом, он признавался мне, что все еще не может забыть ледяной прием, оказанный его давнему докладу грандами пептидной химии. По счастью, среди них нашелся человек, который пригласил молодого аспиранта на чашку кофе и дал понять, что коллеги, в сущности, просто немного завидуют успеху — отсюда и такая реакция. Это был Йозеф Рудингер, легендарный пептидный химик из Праги — он, например, основал существующие до сих пор Европейские пептидные симпозиумы. Рудингер был вынужден бежать из Чехословакии дважды, в 1939 и 1968 годах: в Англию от оккупации гитлеровской и в Швейцарию от оккупации советской. Мне не довелось познакомиться с ним лично, но я не раз слышал рассказы о нем его ближайших сотрудников. Чаще всего вспоминали, как Рудингер, который совсем молодым пареньком служил в британских ВВС во время войны, любил обсуждать за кружкой пива воздушные бои над Ла-Маншем с Эрихом Вюншем, бывшим боевым летчиком люфтваффе, тоже ставшим после войны известным пептидным химиком.

После успеха с рибонуклеазой А сомневаться в принципиальных способностях синтеза пептидов воспроизводить длинные аминокислотные цепи уже не приходилось. Синтез превратился из научной задачи в задачу технологическую, хотя и весьма сложную: в случае с рибонуклеазой А понадобилось провести триста шестьдесят девять химических реакций и еще тысяча сто тридцать одну вспомогательную операцию. Эта ситуация подтолкнула развитие методов аналитической химии, в первую очередь различных видов хроматографии, позволяющих найти и выделить все возможные соединения, содержащиеся в реакционной смеси — буквально отыскать иголку в стоге сена. Кроме того, на помощь пришла новая идея — микробиологический синтез белков. Синтез последовательностей нуклеотидов гораздо проще химического синтеза белков, так что синтезировать последовательность нуклеотидов, кодирующую аминокислотную последовательность какого-нибудь белка, сравнительно легко. Полученную нуклеиновую кислоту внедряют затем в организм бактерии (обычно используют кишечную палочку вида Escherichia coli

), которая и начинает синтезировать требуемый белок.

Тем самым пептидные химики, уже болезненно пережившие однажды вторжение в свои ряды роботов-синтезаторов, вынуждены были признать, что в гонке за длиной пептидной цепочки их опередили микроорганизмы. По счастью, научные задачи пептидной химии этим не исчерпываются: всегда интересно провести синтез пептида при каком-нибудь необычном сочетании аминокислот в цепи, придумать новую, более удобную, защитную группу, применить новый эффективный реагент — за сто лет многое еще осталось неисследованным. Но проблему получения практически любой пептидной или белковой молекулы в химически чистом виде сегодня можно считать решенной.

Трехмерная молекула

Яйцо издавна служило символом жизни; во многих религиях оно представляется вместилищем силы, которая способна породить все живое. С возникновением христианства яйцо получило дополнительное значение: снаружи яйцо выглядит мертвым, но внутри его находится новая жизнь, которая выйдет из него. Поэтому и появился обычай дарить друг другу пасхальные яйца, зачастую окрашенные красным — цветом пролитой крови Христа. Пасхальное яйцо напоминает о том, что Иисус восстанет из Своего гроба и даст новую жизнь.

Здесь, однако, налицо противоречие: ведь пасхальные яйца сварены вкрутую, что полностью исключает зарождение в них живого организма. Воскресения не произойдет — во всяком случае, из такого яйца. А почему, собственно? Ведь химический состав главных компонентов яйца — белков — при кипячении не изменится. Даже пептидные связи не разорвутся при температуре 100 °С.