Успех полагалось отпраздновать, помимо традиционных возлияний, чем-то выдающимся — и наш руководитель Станислав Геннадьевич Галактионов изобрел салат «Брадикинин». Продукт этот был назван в честь пептида и так же, как и он, состоял из девяти компонентов: пассерованного лука (две луковицы средних размеров), сливочного масла, на котором пассеруется лук, вареной моркови (три-четыре штуки), крутых яиц (две штуки), рыбы в собственном соку из консервной банки (три-четыре ломтика), маринованных оливок (полчашки), майонеза, разваренного риса (чашка) и лимонного сока. Компоненты готовятся заранее, измельчаются, рис и рыба растираются до состояния однородной массы, в которую добавляется все остальное. Затем салат перемешивается, поливается лимонным соком и заправляется майонезом. В результате получается продукт очень нежного и своеобразного вкуса, который в любых застольях всегда принимается восторженно. Попробуйте приготовить его сами: салат хоть и трудоемкий, но особой квалификации не требует.
Кулинария была лишь одним из многих талантов Станислава Геннадьевича. В свое время он окончил Белорусский лесотехнический институт и защитил диссертацию о влиянии ионов хлора на урожайность картофеля. Но молодой кандидат биологических наук уже тогда понимал, что биология стала молекулярной. Поэтому он обратился к физике и добавил к своим фундаментальным общебиологическим представлениям взгляд на биологические процессы с точки зрения физики. В частности, он придумал оригинальный математический алгоритм построения координат любого атома по координатам атомов, предшествующих ему в молекулярной цепочке. Этот метод позволял ускорить процедуру вычисления и давал надежду на определение трехмерной пространственной структуры молекул. Надежда оправдалась, и расчет брадикинина утвердил провинциала-самоучку, не принадлежавшего ни к одной из столичных научных школ, в качестве ведущего представителя нового научного направления — молекулярного моделирования пептидов и белков.
Но только в стране победившего социализма. К сожалению, в те годы опубликовать наши работы за рубежом было практически невозможно. Нет, мы могли подготовить статью к печати и даже, по хорошему знакомству, получить ее официальное направление в иностранный журнал в своем родном учреждении. Но дальше следовало получить разрешение так называемого первого (секретного) отдела. А там происходил следующий диалог (вспоминаю по реальному случаю, произошедшему со мной самим по молодости и наивности):
— Почему вы хотите отправить статью в зарубежное издание? Ведь у нас есть свои замечательные журналы, например «Весцi Акадэмii навук БССР».
— Нотам статьи публикуются по-белорусски...
— Ну и что же? Если ваша статья так важна для зарубежных коллег, пусть они выучат наш язык...
Зато признанный классик молекулярного моделирования пептидов и белков Гарольд Шерага, член Национальной академии наук США, человек, по работам которого мы учились, оценил наши результаты весьма высоко. Во время горбачевской перестройки я встретился с ним в Польше — выехать в социалистические страны было уже можно — и рассказал, как мог, о наших успехах. Профессор Шерага был просто поражен — он никак не ожидал, что в далекой России, притом не в Москве, его научное направление шагнуло так далеко. И когда я окончательно перебрался в США, его рекомендация во многом обеспечила мне хороший прием коллег и, главное, устройство на работу.