От! От! От винта!

Окончательно зайти за грань не дали только шнырявшие между деревьями белые в черных пятнах и разводах сеттеры, они внезапно подняли лай, и мои спутники начали готовиться к стрельбе. Пришлось следовать их примеру, хотя весь мой ружейный опыт ограничивался парой десятков «тарелочек» на отцовских корпоративах. Знаю с какой стороны патроны вставляют, и это пожалуй все.

Между тем просека плавно перетекла в разрезанное оврагами редколесье, и тут уж собачки под управлением егеря оторвались во всю. Только нырнули в густые заросли усыпанного ягодами шиповника — и почти сразу откуда-то изнутри поднялись с кряканьем несколько уток. Как водится, ба-бах! И так шесть раз, это значит и я куда-то выпалил. Только черт его знает, этот результат. Утки или попадали, или ниже взяли, после снопов огня из стволов в глазах пятна света, да еще окружающее пространство прилично заволокло белым дымом, а запах… Как канализацию прорвало, хорошо хоть ветерок все быстро растащил. Нафик-нафик такое развлечение. Впрочем, собачки подсуетились, и довольно скоро приволокли окровавленную тушку.

Довольный Музыкин подвесил тушку к какому-то специальному приспособлению на сумке, похожему на кучу кожаных ремешков-хвостиков с колечками на конце.[179] Не знаю уж как определили кто именно свалил птицу, но Петр Степанович сразу приобрел какой-то первобытный, и весьма неприятный вид. Часа через три блужданий по перелескам он уже тащил четыре птичьих трупа, Конон мог похвастаться тремя. Я старался не отстать, стрелял раз десять, но совершенно безуспешно.

Солнце давно миновало зенит, и предложение Алебертыча пойти к оборудованному кострищем шалашу было воспринято с немалым энтузиазмом. Азарт охоты ушел, сеттеры шарились где-то вдали, на еще нераспуганном пространстве кустов. Товарищи офицеры неслабо закусились что лучше, старый Sauer-8 аж 25-го года или новенькая, едва с завода ТОЗ-34. Гладили чеканку, смотрели в стволы, говорили о чоках, получоках, брандтрубках и прочих приятностях немудреной механики. Хотя я из отличий понял только одно — у товарища Конана у «немца» стволы горизонтальные, а у Музыкинского ТОЗа — «вертикальные». В любом случае, мое ружье шло вне конкурса — оказывается, егерь умудрились меня загеноцидить по признаку калибра, дав маленький 16-ый вместо более современного 12-го,[180] да еще особо удружил с патронами, снаряженными допотопным дымным порохом,[181] не иначе, расстроила его моя реакция на «Альберт Альбертыча».

Только решил расслабиться, разрядить ружье и закинуть наконец эту бесполезную железную палку за спину — из травы, метрах в тридцати, с каким-то противным чмоконьем сорвалась небольшая птица и полетела быстрыми зигзагами прочь. Рефлекс уже был набит — не задумываясь выпалил дуплетом в сторону добычи… Никакой реакции. Более того, длинноклювое создание сделало широкий полукруг, и вытянув прямые ноги уселось на кочку совсем рядом, чуть не на прежнее место! Пока менял патроны, тихо спросил у спутников:

— На них вообще охотятся?

— Вполне, — шепотом ответил Петр Степанович. — Стреляй пока сидит, влет не возьмешь.

— Это бекас, — вторил ему Конон, с интересом наблюдая за моими действиями.

— Не спортивно по сидячей-то, — посетовал я. Отставать от офицеров мне не хотелось, но и таскаться с тушкой особого желания не было. — Придется вспугнуть сперва.

Впрочем, дожидаться моего крика дичь не стала, сразу после звонкого «клац!» закрываемых стволов бекас поднялся на крыло, явно намереваясь повторить свой козырный полет. Ба-бах! Даже сквозь дым я увидел, как заряд дроби практически впечатал птицу в землю.

— А sniper killed a snipe! — прокомментировал происходящее разведчик.

— What? — машинально переспросил я.

— Да бекас по английски снайп, — как-то подозрительно покосился на меня Конон. — Хороший выстрел.

— Случайно попал, — я честно постарался сменить тему.

Меня заметно напрягало другое — тушка подбитой птички весила грам сто, это с перьями, клювом, и попавшей дробью. Соответственно меня мучил вопрос — не издеваются ли надо мной старшие товарищи, выдав за знаменитую добычу какого-то дятла-переростка. Успокоился я только во время готовки полевого обеда, когда «снайп» пошел в разделку наравне с парой «даков». Надо заметить, небыло никакой «настоящей» охотничьей романтики, пережигания углей, вертелов из деревянных прутьев, запекания в глине, и прочих псевдоресторанных рецептов. Альбертыч опытной рукой ободрал с тушек перо вместе с кожей, заметив походя, что щипать и опаливать дольше. Заодно порубил уток на куски, как это делают советские женщины с обычными домашними курицами. Далее продукт был смешен со специями, приправлен картошкой, и выложен на совершенно прозаическую чугунную сковороду, для которой над костром были вмонтированы специальные опоры из металлических уголков.

Неизменной в СССР водки было всего чуть, бутылка на троих, ведь еще нужно ехать домой. Но беседу она заметно оживила. По крайней мере товарищ Молодый перестал ломаться, и когда егерь отошел кормить собак, начал рассказывать о жизни в Англии.