От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным

Они ничего не понимают — и опять про инструкцию. Я говорю: «Так это же инструкция, а не закон».

А собеседник мой искренне и с удивлением: «Для нас инструкция и есть самый главный закон». Причем сказал дед без иронии. Абсолютно. Так они были воспитаны, так работали. Я так не мог. И не только я, но и практически все мои ровесники.

Несколько месяцев покрутился формально, подшивал дела какие-то. А через полгода меня отправили на учебу, на шесть месяцев, на курсы переподготовки оперативного состава. Это была ничем не примечательная школа у нас, в Ленинграде. Считалось, что база у меня есть, а нужна чисто оперативная подготовка. Я там проучился, вернулся в Питер и еще где-то около полугода отработал в контрразведывательном подразделении.

— Что это было за время?

— Что за время? Конец 70-х. Сейчас говорят: «В тот момент Леонид Ильич начал закручивать гайки». Но это было не очень заметно.

— А в работе органов что-нибудь изменилось?

— Знаете, на самом деле многие вещи, которые правоохранительные органы стали позволять себе с начала 90-х годов, тогда были абсолютно невозможны. Действовали как бы из-за угла, чтобы не торчали уши, не дай Бог. Я для примера расскажу только одну историю. Допустим, группа диссидентов собирается в Ленинграде проводить какое-то мероприятие. Допустим, приуроченное к дню рождения Петра Первого.

— Да, давайте просто предположим.

— Диссиденты в Питере в основном к таким датам свои мероприятия приурочивали.

Еще они любили юбилеи декабристов.

— Диссиденты же.

— Действительно. Задумали, значит, мероприятие с приглашением на место события дипкорпуса, журналистов, чтобы привлечь внимание мировой общественности. Что делать? Разгонять нельзя, не велено. Тогда взяли и сами организовали возложение венков, причем как раз на том месте, куда должны были прийти журналисты. Созвали обком, профсоюзы, милицией все оцепили, сами под музыку пришли. Возложили.

Журналисты и представители дипкорпуса постояли, посмотрели, пару раз зевнули и разошлись. А когда разошлись, оцепление сняли. Пожалуйста, идите кто хочет. Но уже неинтересно никому.

— Вы тоже принимали участие в этой операции?

— Нас не особенно привлекали к этим мероприятиям.

— Откуда же вы знаете такие подробности?

— Так особого секрета из этого никто и не делал. В столовой встречались, разговаривали. Я к чему все это говорю? К тому, что действовали, конечно, неправильно, и это было проявлением тоталитарного государства. Но показывать уши считалось неприличным. Было все не так грубо.

— И история с Сахаровым не была грубой?

— История с Сахаровым была грубой.

«Вот вышли люди со скрипками…»

СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:

Мы с Вовкой после работы в филармонию иногда ходили. Он меня спрашивал, как правильно слушать симфоническую музыку. Я ему пытался объяснить. И вообще, если вы его спросите сейчас про Пятую симфонию Шостаковича, то он вам очень подробно расскажет, о чем там, потому что ему страшно нравилось, когда он слушал, а я объяснял. И когда потом Катя и Маша стали музыкой заниматься, в этом тоже я виноват.

Я совершенно убежден, что наши лекторы, которые ведут заумные беседы с публикой о музыке, дико не правы. Пропаганда классической музыки ведется абсолютно бездарно. Я ему рассказывал, что должен и видеть и слышать нормальный человек.

Он честно спрашивает: «Вот вышли люди со скрипками, дирижер… Зачем?» Я ему тоже честно объясняю: «Смотри, заиграла музыка. Вот мирная жизнь, строят коммунизм. Видишь, какой аккорд: та-ти, па-па. А сейчас издали появится фашистская тема, посмотри: вот она идет — вон те медяшки заиграли, это медные духовые инструменты. Эта тема сейчас будет расти. А вот та, которая была в самом начале, где мирная жизнь. Они сейчас будут сталкиваться, то тут, то здесь, то тут, то здесь». Ему страшно нравилось.

У него очень сильный характер. Допустим, я намного лучше играл в футбол. Но ему проигрывал, потому что он цепкий был, как бульдог. Он меня просто уже доставал.

Я три раза отберу мяч, и три раза он у меня обратно его вырвет. Страшно настырный характер, который проявлялся буквально во всем. Он же был чемпионом Ленинграда по дзюдо в 76-м году.

Один раз, перед самым отъездом в Германию, мы поехали к Васе Шестакову в спортивный лагерь. Вася — его друг, он там тренером работал с юношами. Приехали ночью. Нам Вася сказал: «Вон там какие-то койки, вы найдите свободное место…»

Мы нашли. А утром ребята из лагеря проснулись и говорят: «Смотрите, два каких-то мужика. Можно взять их без шума и пыли». Ну ладно, думаю.