Церковь была маленькой, без нефов. Ковры с полов сняты. Священник сказал мне, что когда лошадь во время благословения ведет себя «нетрадиционно», это считается благоприятным знаком. Одни лошади стоят спокойно, когда на них брызжут святой водой, другие возражают. Пока мы беседовали, церковь заполнилась народом. Затем послышался приближающийся бой барабанов и цокот копыт на мостовой. Жокей ввел в церковь лошадь. Ризничий зажег на алтаре свечи, вперед вышел священник в епитрахили. Он посмотрел на лошадь и стал читать молитвы. Животное вело себя хорошо, спокойно слушало каждое слово. Затем священник, начертав в воздухе крест, осторожно приблизился к лошади и сказал на латыни: «Да примет это животное Твое благословение, да сохранит его в своем теле, да обойдет его зло, да пребудет с ним святой Антоний через Христа, Господа нашего. Аминь».
Взяв кропило, он брызнул несколько капель на лошадь и на жокея. Животное стояло спокойно. Во всех девяти соперничающих контрадах Сиены звучали такие же благословения. Все зависело теперь от воли Небес и… от махинаций.
Палио — наконец-то! Явилось оно за несколько часов до заката, когда жара пошла на убыль. Я стоял возле окна, напротив места старта, и видел запруженную площадь. Вот уж действительно яблоку негде упасть. Если бы кто-то потерял сознание, точно бы не упал: так плотно все стояли друг к другу. Пришлось бы тогда беднягу переносить над головами. Трибуны, разумеется, тоже были полны. Из каждого окна свешивался красно-золотой флаг.
Солнце освещало красные кирпичи башни Манджиа и Палаццо Пубблико. Над каждым окном старого здания — черно-белые щиты Сиены, точно такие, как на картине Сано ди Пьетро «Проповедь Святого Бернардино». Чувство ожидания вибрировало в воздухе. На башне Манджиа звонили колокола. На фоне неба качалась крошечная фигурка звонаря. В Сиене говорят: если ветер дует в правильном направлении, колокол Манджии можно услышать и в Риме. Колокол никогда не раскачивают автоматически, только вручную. Отдаленный бой барабанов усиливал волнение. Мне казалось: вот-вот развернутся знамена, и все мы строем двинемся на Флоренцию!
Дружно запели трубы: на внешний круг Кампо вышла самая живописная и романтическая процессия, какую еще можно увидеть в современном мире. В параде принимают участие все семнадцать контрад Сиены, но только десять, избранных по жребию, участвуют в последующих скачках. Сначала появились двенадцать трубачей коммуны. На них были черно-белые рейтузы и красные туники; с каждой трубы свешивался флаг, объединявший в себе черно-белый флаг Сиены и флорентийский красный флаг с геральдическим львом Марцокко. Позади ехал всадник с черно-белым флагом коммуны. И тут же зарябило в глазах: на солнце вышли тридцать шесть знаменосцев из поместий и замков республики. Следом понесли свои флаги торговые гильдии — аптекари, торговцы шелком, художники, кузнецы, каменотесы (но где же тогда бессмертные каменщики?). Прошли гильдии — в шлеме и кирасе выехал на иноходце капитан контрады, впереди шел паж, нес шпагу и щит капитана.
Больше всего поразила меня серьезность, с которой участники парада относились к церемонии. В Англии люди приходят на такие празднества с улыбкой: смешно ведь, в самом деле, когда современные люди выступают в роли далеких своих предков, а вот в Сиене большая часть мужского населения с легкостью погружается в XV столетие. Я не заметил ни одного юноши или мужчины, который чувствовал бы себя неловко и неуместно. С картинными галереями, судя по всему, серьезно проконсультировались. Я увидел здесь фигуры, напомнившие мне картины Мантеньи, Карпаччо и Пизанелло. Хотя, как я уже сказал, не было ни одной фальшивой ноты, я все же заметил, как один из герольдов украдкой взглянул на наручные часы.
Каждую из семнадцати контрад выводил на площадь барабанщик, за ним шагали два знаменосца, следом в сопровождении тяжеловооруженных всадников и пажей ехал на коне капитан контрады в полном боевом облачении, а за ним — снова знаменосцы. Замыкал шествие жокей на парадной лошади. Позади него вели покрытого нарядной попоной коня, который должен был участвовать в скачках.
Человек, стоявший рядом, сказал мне, что если лошадь контрады погибнет во время пробного забега — а такие случаи бывают, совсем недавно лошадь сломала ногу, и ее пришлось пристрелить, — то контрада уже не имеет права тащить жребий, а проходит по площади с задрапированным барабаном и с траурным крепом на шлемах. Копыто погибшей лошади один из участников скорбно несет на серебряном блюде.