От сессии до сессии

Оказалось, что их никто особенно не ждал. Первокурсников-гуманитариев. В главном и пока единственном учебном корпусе для них просто не нашлось места. Если на историю партии они собирались в общей аудитории, то по спецпредметам расходились по кабинетам.

Гуманитариев-первокурсников добавилось, увеличились группы. Еще создали новую группу востоковедов. Страна повернулась к востоку после конфликтов на границе. Стали изучать китайский язык. Поскольку аудиторий не хватало, освободили несколько служебных помещений, поставили там стулья, разнокалиберные столы, а на стену повесили небольшую доску. Хоть в тесноте, но не в обиде, но всё-таки будущие филологи и историки не так представляли начало своей студенческой жизни. Тогда решили перевести их в ВЦ. Вычислительный центр, пока не достроят второй корпус. Его должны были сдать к сентябрю, потом к октябрю. Занятия в нем начались после нового года.

Но еще до самой осени шли строительные работы. Стучали, громыхали, в холле первого этажа лежали мешки с цементом и стояли поддоны с кирпичами.

Филологов было восемнадцать душ. И для них выделили небольшую комнатку. Угловую. Холодную. За каждым столом сидели по три человека. Третьему приходилось моститься на углу. На общие лекции — это была история партии, философия, политэкономия ходили в главный корпус. До ВЦ можно было идти по улицам. И тогда дорога занимала почти час. Поэтому ходили напрямик через сосновый лес. Это четверть часа. Белки ничего не боялись, бегали по стволам и на студентов не обращали внимания.

Старожилы предупреждали, что ни в коем случае белок нельзя кормить. Они до того наглые, что каждый раз, если не побьют, то будут стаями лазить по вам и обшаривать все карманы. Думали, что это сказки. Оказалось, правдой. Сначала нравилось, когда белка (хорошо, если одна) усаживалась тебе на плечо и требовательно заглядывала в глаза. Но вскоре это уже раздражало.

Через день, как филологи перешли в ВЦ, появилась ОНА. В расписании стояла «Этнография народов Сибири». Это что еще за фокусы? Они же не этнографы и даже не историки.

Фыркнули:

— Всякую ерунду суют. Еще бы математику поставили. Для полного комплекта. Оно нам очень нужно. Девчонкам лучше бы этнографию Парижа, столицы моды, где Коко Шанель и ее любовь Игорь Стравинский, мушкетеры и галантные кавалеры, Нотр дам де Пари, набережная Сены, Сорбонский университет, который еще недавно устроил революцию.

Что с этих народов Сибири? Кому они нужны? Они самим себе не нужны. И слушать целый курс!

Скуластые, широколицые, с узкими щелочками глаз они до сих пор живут в ярангах и чумах и ездят на собачьих упряжках по бескрайней тундре, как ездили их предки тысячи, а, может быть, миллионы лет назад. Но им-то зачем нужны эти аборигены?

Цивилизованный человек, столица Сибири и чукчи, эвенки… К чему? Заняться больше нечем? Самый отрицательный настрой. Единённым исключением был Толя, которого привлекало все далекое и необычное. Как раз такими ему и казались народы Севера. Но Толя — человек не от мира сего. Для него это была загадка: как могут жить люди в условиях, которые совершенно не приспособлены для жизни. Чем же так необычны эти народы? Может быть, у них какой-то особый организм? Почему они не переберутся на юг?

Вот появилась Она, и всеобщий отрицательный настрой перерос в убийственно отрицательный. Они впервые видели этого человека, но уже ненавидели его. Всё в ней вызывало неприязнь. Казалось, что всё в ней было настроено на то, чтобы оттолкнуть от себя людей, вызвать в них самое негативное мнение о ней. Как такие люди могут жить?