От Северского Донца до Одера

На следующий день над деревней пролетели два или три русских самолета. Когда мы их заметили, то, согласно инструкции, легли на спину и стали палить по ним из винтовок. Летели они низко, и наши ружейные выстрелы представляли для них большую опасность. Затем появился немецкий самолет, один-единственный, и русские самолеты пытались скрыться. Тут же началось преследование, и, несколько минут спустя, снова появляется один из русских самолетов с тянущимся за ним шлейфом дыма. Он врезался в землю немного северо-восточнее деревни. Мы поспешили туда. Никакого движения при нашем приближении. Мы склоняемся над стеклами из плексигласа. Летчик в кабине мертв. С некоторыми усилиями извлекли его тело и уложили на степную траву. Вскоре прибыл наш доктор, но он лишь засвидетельствовал смерть. Мы забрали личные вещи и документы, имевшиеся на борту (коих минимум), которые отправили в штаб дивизии.

С большим любопытством, поскольку это в первый раз, мы осматриваем самолет, по правде говоря довольно примитивный, и особое внимание обратили на приборы. Я немедленно принялся вырезать ножом красную звезду с крыла аэроплана, другие делали то же самое с различными эмблемами на крыльях, на кабине и на хвостовом элероне. Следует сказать, что это было несложно, поскольку все поверхности самолета были сделаны из грубой ткани. Другие снимали шкалы приборов, часы, высотометр, указатель крена и т. д. или части плексигласа с фонаря кабины. У этого первого военного трофея нас собралось не менее десяти человек. Несколько человек стали рыть могилу и похоронили летчика. Собрали полевые цветы, положили на могилу и дали салют в его честь. Если по правде, то все мы были немного взволнованы. И дабы не показывать этого, каждый старался делать вид, будто ему все равно или он интересуется чем-то другим. Это первая могила на нашем пути!

На следующее утро жители деревни обратились к нам и позвали за собой. Что на этот раз? В 100 метрах от деревни нам показали лежащую на земле корову. Она билась в конвульсиях и раздулась, как тыква. Боже правый, они что, думают, будто мы ветеринары? Мы ничего не можем сделать для бедного животного, не больше, чем они сами. Наконец нас попросили пристрелить ее. Действительно, больше тут ничего не поделаешь, и мы тут же выполнили эту просьбу. Крестьяне говорили, что это уже третья или четвертая корова, умершая таким образом за две последние недели. Позднее наш доктор объяснит нам, что это неизлечимая болезнь. Для этих бедных людей, у большинства из которых только по одной корове, видеть, как умирают их кормилицы одна за другой даже в лучшие времена, просто катастрофа! «Chesko yedno, woïna!»

На следующий день я написал пару писем домой. Внезапные крики и отдаленный гул оторвали меня от моего занятия и заставили выскочить наружу. Был слышен звук приближающегося самолета. Определенно, в этой богом забытой степи скучно не будет. Я бросился к barza. Не знаю более подходящего слова для этой частично опоясывающей избу террасы. Как и вчера, я увидел летящий в нашу сторону самолет, низко, с шлейфом черного дыма за ним. Он горел, и окутывающее его пламя выбивалось из-под капота двигателя. На этот раз самолет был больше прежнего и, как и тот, разбился неподалеку от деревни. Сейчас он находился совсем близко, и мы увидели опознавательные знаки. Это немецкий самолет! «Хейнкель-111». О боже! Им не спастись! Объятая пламенем машина ударилась о землю, и мы, задыхаясь, побежали к ней, чтобы попытаться сделать хоть что-нибудь. Но когда мы приблизились к самолету, то сразу увидели, что тут уже ничем не поможешь. Пламя удерживало нас в десятке метров от самолета, и мы не могли его погасить. Мы не могли приблизиться ни на шаг. Из-за жаркого огня нам приходилось прикрывать лица руками, и я чувствовал, как пламя обжигает их даже через рукава. Пришлось отойти чуть назад. Проклятая беспомощность!

Огонь быстро спадал, и трое или четверо из нас попытались подойти поближе. Все равно, жар был еще сильный, и это притом, что ничего не взрывалось, ни топливные баки, ни боеприпасы! От перегретого металла пышет жаром. Несмотря на это, один из моих более смелых товарищей попытался добраться до кабины и, после нескольких попыток, обмотав руки кителем, сдвинул фонарь кабины. Мы увидели, как с него градом льет пот, но ему удалось с огромными усилиями ухватить тело одного из летчиков и перевалить через борт кабины. Трое наших оттаскивают его в сторону и опустили на землю. Теперь очередь пилота. И вот оба летчика лежат рядом. Они почти обнаженные, их форма и летные комбинезоны сгорели, а то, что осталось, обуглилось! И только немного погодя мы заметили, что, несмотря на предосторожности, обожгли руки, но ничего серьезного. Мы обожглись, пока вытаскивали тела. Разглядывая тела, увидели, что летчики буквально изжарились. Один из них, крупный, совсем раздулся. У него три пулевых отверстия в груди, из которых выходят пузырьки, похожие на кипящий жир. Другой маленький, съеженный, обгорел дочерна!