От Северского Донца до Одера

Берега в этих местах исключительно песчаные, но, поскольку они с одного берега покатые, мы без особых усилий преодолели этот берег и спустились. На другом берегу оказалось все наоборот. Повозки у нас большие и тяжелые, поэтому лошади, хоть это и померанцы (порода тяжеловозов. – Пер.

), крепкие, как слоны, не могли продвигаться более чем по нескольку сантиметров за шаг, пока и вовсе не смогли двинуться с места! И снова тяжкие испытания легли на наши плечи! Никто из тех, кто пережил такое, не забудет до самой смерти, и, когда бы мне об этом ни напомнили, я покрываюсь потом при одной только мысли об этом. Нам пришлось не только забирать с повозок свои ранцы и снаряжение, но и выгружать все остальное: провиант, амуницию, оружие, которое далеко не пушинка. Короче, все, что необходимо любой армии для кампании, должно было быть взято с собой. Это означало, что нам пришлось тащить все на себе, проваливаясь в песок по самый верх ботинок. Песок попадал внутрь, идти становилось еще тяжелее. Солнце палило немилосердно, песок вокруг раскалился. Пот лил ручьем, пропитывая нас с головы до ног. Все работали обнаженные по пояс. Мы должны были подталкивать повозки по песку к броду, а потом по крупным валунам, которыми было усеяно дно реки. Повозки раскачивались и опрокидывались, сбрасывая своих возчиков в воду, и нам приходится ставить повозку на колеса при помощи слег, которые нужно было вырубить топором. Лошади нервничали и вставали на дыбы, и нам приходилось управлять этими животными весом более 500, а то и все 700 килограммов. Снаряжение, все что находилось в повозках, нам приходилось переправлять вброд, спотыкаясь о валуны, соскальзывая с них или проваливаясь в ил, при этом всю дорогу до противоположного берега нас терзали мириады комаров и слепней! Честное слово, мы запросто могли рухнуть там замертво. Это был титанический труд. Мы калечили себя, наши пальцы и наши ноги дробились под колесами повозок. Крики, ругань, удары, чтобы заставить лошадей двигаться. Все мы находились на грани полного изнеможения. Тем не менее мы должны были сделать все возможное, чтобы форсировать реку. Должны двигаться дальше! Моя глотка пересохла, а вода в фляге стала такая же теплая, как и воздух. Повсюду песок, он хрустел у меня на зубах. Впивался в кожу и перемешивался с потом. Дыхание тяжелое и прерывистое, я задыхался! И здесь тоже были трупы русских солдат, прибитые к берегу, ну и плевать! Мы шли туда, где есть течение, и споласкивали рты! Я начинал завидовать каторжникам в каменоломнях Кайенны!

После многочасовой работы вся поклажа и повозки, весь обоз, наконец-то оказались на другом берегу. Мы попытались сдвинуть с места пару груженых повозок, но все впустую! Они не сдвигались ни на метр, а лошади, которым досталось не меньше нашего, просто падали. Снова приходилось разгружать и тащить на себе груз, который тяжелее свинца, метр за метром, за край дюн! Жара стояла такая, что форма тех, кто падал в воду, или штаны тех, кто намочил их, пересекая брод, высыхали за четверть часа, но этого было вполне достаточно, чтобы вызвать раздражение кожи, которая обветривалась и трескалась, что заживает совсем не быстро! 10, 20, 30 раз приходилось идти вброд, чтобы все переправить. То, через что мы прошли, просто бесчеловечно! Даже лошадям это не под силу! Пришлось некоторых из них пристрелить. Надо успокоиться, взять себя в руки, дабы сдержанно и благопристойно описать все то, что мы перенесли тогда. На самом деле это просто неописуемо. Это выходит за рамки человеческих представлений[34]

. И это еще не закончилось!

Как только повозки заново нагрузили за линией дюн, их пришлось подталкивать вместе с поклажей еще 8–10 километров. Мне казалось, что я стал похож на скелет с нервами, костями, мышцами и кожей, покрывавшей их, полностью лишенный всякой жидкости или даже влаги, если бы не пот, который высыхал не сразу! Можно было напиться воды, но она тут же выходила через поры. И разумеется, мы все время тащили на себе наше снаряжение: ранец на спине, сухарный мешок, противогаз, саперную лопатку, винтовку и подсумок с патронами – по меньшей мере 30 килограммов, но наверняка чуть больше, – и постоянно, в качестве довеска, дабы облегчить жизнь лошадям, мы подталкивали тяжелые повозки и орудия! Но кто придет на помощь нам? «Infanterie! Du bist die schönste aller Waffen»? – «Пехота, вы самые лучшие из всех родов войск». Тогда я отдал бы что угодно, лишь бы оказаться в люфтваффе.