От слов к телу

С жалостью, но сразу же, одним махом, расстаемся с пп. 1–16, не до них, да и воображение хромает. К оставшимся пп. 17–24 скоро вернемся. Пока положено присмотреться, нет ли каких-нибудь «шишек» лично у Н.В.Г., имеется в виду его проза. При беглой интернет-пробежке (словарем Н.В.Г. наука пока не обзавелась) вылавливаем у искомого автора четыре значения этого многоликого слова:

1(6). «Поляку дали под нос дулю, да и заварили свадьбу: напекли шишек, нашили рушников и хусток, выкатили бочку горелки <…>» («Вечер накануне Ивана Купала». По словарику, приложенному к «Вечерам», находим уже знакомое: «шишка, небольшой хлеб, делаемый на свадьбах»),

2(2).

В повести «Вий» «шишка» — предмет ботаники: «<…> все <…> было скрыто <…> лопухом, просунувшим на самый верх свои высокие стебли с цепкими розовыми шишками».

3(21). В «Сорочинской ярмарке» читателю многократно является герой «в синей, местами уже с заплатами, свитке и с огромною шишкою на лбу». Полагаем, что у этого персонажа шишка не в драке была приобретена, не при падении или столкновении, но от природы он был награжден желваком.

4(21). И наконец, в «Мертвых душах» про езду по бревенчатой мостовой: «Эти бревна, как фортепьянные клавиши, подымались то вверх, то вниз, и необерегшийся ездок приобретал или шишку на затылок, или синее пятно на лоб <…>».

Такого же рода знаками в повести «Вий» отмечен ритор Тиберий Горобець: «<…> судя по большим шишкам на лбу, с которыми он часто являлся в класс, можно было предположить, что из него будет хороший воин».

В ближайшем родстве с «шишкой» находится «гугля»: «Если как-нибудь, вставая с кровати, ударится кто об угол шкапа или стола и набежит на лбу гугля, то стоит только одну рюмочку выпить перед обедом — и все как рукой снимет <…>» («Старосветские помещики»).

Если судить по словарным предпочтениям Н.В.Г., выбор у нас невелик, но все же не без выбора: у алжирского дея под носом, не понять — то ли желвак, то ли гугля.

* * *

Тут, собственно говоря, можно было бы и остановиться: наш неудержимый внутренний порыв — найти случай еще разок процитировать «божественного Н.В.Г.» — осуществлен. Но все же пойдем дальше, попробуем связать какие-нибудь концы с какими-нибудь концами.

Вернемся к словарному перебору.

Присмотримся к недурственному (на первый взгляд) следу: шишка, шишко — бес, черт (№ 17). Казалось бы, ну прямо Н.В.Г. в масть. Даже если «алжирский дей» и не связан никаким договором с чертом/шайтаном, походить-то вокруг этого сюжетца не грех, вдруг на что-нибудь и набредем. Скажем, какой-нибудь аспект «восточного вопроса» 1830-х гг. XIX в., какая-нибудь очевидная для современников аллюзия, какой-нибудь тонкий намек на Блистательную Порту… Но — отставим, не потянуть. К тому же у нас еще четверть карточки не оприходована.

Например: «шишка» из фаллического ряда (№ 19). Богатая смушка, т. е., виноват, шишка. Вот, в одной из недавних работ по Н.В.Г. высказано убеждение, что в повести речь идет не столько о носе (rhinos), под которым расположилась шишка, сколько о некоем, как говорили когда-то врачи, специфическом заболевании, сопровождаемом определенного рода сыпью. Исследователь не счел необходимым последовательно аргументировать свое наблюдение, видимо, потому, что в заурядном переложении фрейдизма нос, в особенности гоголевского типа, обычно трактуется как очевидный фаллический символ. Н.В.Г. с его скрытыми сексуальными переживаниями — давний и благодатный материал для таких толкований. Наш случай, кстати — крайне любопытный: ведь нос — это не нос, а «шишка», под которым/ой размечталась шишка… «Шишка» под шишкой? Не понять, должно быть, какой-то масонский знак. Мимо, мимо.

Так же придется поступить и с «шишкой геморроидальной» (№ 20). Хоть создатель «Записок сумасшедшего» и страдал почечуем, хоть чиновники его отмечены характерным цветом лица, хоть Н.В.Г. и делился со своими корреспондентами жалобами на характерные недомогания, не беремся искать разрешение проблемы на задах копрологии. Оставим и эту шахту неразработанной.

Круг меж тем сужается…