Новый командир очень хотел выслужиться, но при этом не отличался особой сообразительностью. Иногда в нашу часть поступала разнарядка на вербовку местного населения. Майор Расулов в таких случаях обращался за помощью к части Афганских войск, находившихся неподалеку. Он говорил им: «Давайте так. Если вам нужна машина с водителем — я предоставлю. Снабжение — без проблем. Ну, а вы в свою очередь проводите агитацию и предоставляйте мне список призывников». Таким образом, вербовка проводилась мягко, с помощью местных жителей. Правда, в Афганской армии платили мало, и когда мы спрашивали афганских солдат: «Куда вы пойдете после армии?» Ответ был всегда один и тот же: «В бандиты. Там платят больше».
Новый начальник не был осведомлен о местных обычаях и поступал по другому — в назначенное время в афганскую деревню прибывали солдаты и забирали всех призывников по алфавиту. Он пытался показать себя в любой операции: за два месяца до демобилизации он вышел перед строем и сказал, что те, кто сейчас пойдут на очередную боевую операцию, после нее сразу будут демобилизованы. Из тех, кто согласился, четверо не вернулись.
Служба в Афганистане в Советской армии оплачивалась чеками — специальными квитанциями, каждая из которых была равна трем рублям. В Афганистане их принимали в каждой чайхане, а в СССР — в валютных магазинах — «березках».
Было и другое оправдание возросшим потерям нашего взвода в последние полгода. В начале войны у душманов практически отсутствовало снабжение. Бомбой считался глиняный горшок с порохом, взрывавшийся каждый третий-пятый раз. Затем заработали поставки западных стран: американские автоматы и «стингеры», китайские пулеметы, итальянские мины. При осмотре захваченного душманского склада я находил сухое молоко из Японии, новозеландское мясо и сыр, американские крупы и прочие иностранные продукты.
В Великую Отечественную войну советским солдатам периодически выдавали фронтовые 100 грамм. Нам такого не полагалось, а необходимость иногда снять напряжение или помянуть погибших товарищей была. Но выход был найден быстро — гнали брагу буквально из всего.
Наиболее популярной была хлебная водка, но встречалась и брага на фруктах, напитках и т. д. Бывали и необычные случаи. Однажды один мой знакомый прапорщик уехал на неделю в Калининград в отпуск. Из отпуска с собой он привез несколько десятков одинаковых консервных банок — «Сельдь атлантическая». Зачем же селедка в такую погоду? Он в ответ хитро улыбнулся и сказал, что не все так просто. Затем взял одну из банок, открыл — внутри оказалась вишня в спирту.
Рядом с лагерем находилась афганская деревня. В ней была местная чайхана. Афганцы готовят великолепный чай, если, конечно, не обращать внимания на антисанитарные условия. И вот однажды мне и одному прапорщику приспичило среди ночи сходить туда попить чайку.
Входя в дверной проем чайханы, я успел заметить только несколько бородатых лиц местных жителей. Прапорщик сказал, чтобы я прикрыл, но я не понял и подумал, что нужно закрыть дверь, повернулся закрывать и в то же мгновение прапорщик уже тянул меня на улицу.
«Слушай, стрёмно мне, там все лица бородатые, это душманы наверняка — пойдем лучше к тебе чай пить, а?»
«Да там всегда лица бородатые! К тому же у меня только краснодарский».
«Наплевать, все равно пошли к тебе».
На утро, во время построения командир взвода вышел и объявил, что вчера ночью в чайхане, в соседской деревне, проходил совет командиров местных бандформирований. На наши с товарищем бледные лица косились, но ничего не спрашивали.
Еще одним развлечением во время жизни в лагере была рыбалка. Ловили мы сетью оглушенную динамитом рыбу. На «рыбалку» я ходил с одним лейтенантом, который очень любил такие вещи.
Работа сапера крайне сложна. Часто начальство приказывало переустанавливать мины в других местах — но как это сделать, если боекомплект мин только один и уже поставлен по изначальному плану? Из нашего взвода один лейтенант подорвался так — пошел снимать собственные мины. После этого случая солдаты категорически отказывались снимать мины (впрочем, переустановка мин в принципе запрещена техникой безопасности). Майор Расулов на задания минирования отпускал неохотно, в частности, меня: «Бойко, ты хороший повар. Что я буду делать без хорошего повара?». Но вскоре все же я был отправлен в составе группы из 30 человек на охрану перевала.
На перевал меня отправили в начале февраля 1980 года. Через месяц, когда там начались открытые боевые действия, нас заменили десантники. После нашего ухода там шли кровопролитные бои.
Я же во время службы на перевале исполнял свои обязанности именно как повар, то есть готовил завтра, обед, ужин. Плита была на обычной солярке, воду и продукты привозили из батальона. Так как, приготовив еду, обязанностей я больше не имел, график моей работы был ненормированным: появилась «плохая» привычка, не спать по ночам (так как днем я отсыпался) и от скуки проверять посты.