От солнца к солнцу

Вот и маленькое уличное происшествие. По деревянному настилу ковыляет гусиная стайка, ведомая горделивым вожаком, а навстречу другая ватажка — ребята из детского сада, вышедшие на прогулку. Пробка. Не разойтись. Сгрудились малыши. Гогочут возмущенные гуси, их разгневанный вожак готов уже броситься на ребят, чтобы пробить дорогу. Но страх берет в нем верх, и он сходит на мостовую, увлекая за собой всю свою крикливую компанию. Путь малышам открыт. И мы — за ними. Идем мимо волейбольной площадки, над которой взлетает мяч, так же как он взлетает сейчас где-нибудь в подмосковной Малаховке. Хотя вряд ли там в это время играют в волейбол: под Москвой сейчас глубокая ночь, ведь мы заехали «вперед» на девять часов… Идем мимо сельмага, клуба, зверокомбината, редакции газеты «Алеутская звезда», мимо сберегательной кассы. Вот баня, загс, отделение милиции. Все есть в районном селе Никольском, столице Командорских островов!

А небо, небо над Командорами и в самом деле сумрачно. Оно словно позаимствовало свои невеселые тона у скал. А может, скалы окрасились под цвет неба. Даже океан и тот возле островов кажется более темным.

Да уж, поскупилась тут природа на светлые краски, особенно на зеленую. Ни деревца. Впрочем, надо уточнить: не было ни деревца. Мы видели первые деревья на Командорах! Они посажены на площади перед памятником Ленину: с десяток тополей и столько же березок. Топольки — молодцами: цепко ухватились за эту скудную землю, пошли в рост, брызнули новыми свежими листочками. Березки — те покапризней, их еще холить и холить, но и березки поднимутся, сильны и в них живительные соки.

Около деревьев стоит Сергей Сергеевич Григорьев, секретарь Алеутского райкома партии. Он печально вздыхает:

— Жаль, Тимофей Николаич, покойный наш первый секретарь, не дождался, не увидел, как привились саженцы. А мечтал! На Смоленщине родился, в садах вырос. Вот и тут хотелось ему развести зелень… Запросил нынешней весной саженцы из Петропавловска. Обещали прислать с первым же пароходом. А к нам долго оказии не было. То штормы, то туман. Пароходы пришли только в самом конце мая. На одном — уголь, на другом — продукты да вот эти деревья… А у нас как? Пришло судно на рейд — аврал! Торопимся разгрузить, потому как погода у нас переменчива: лови затишье… А тут сразу два парохода. И к тому же метеостанция штормовое предупреждение передала, и ветер начал уже задувать… Все работали на разгрузке, весь остров! Тимофей Николаич больной был. С плевритом лежал, температурил. Все на причал рвался, да жена не пускала. А когда сама туда ушла, сбежал. В непогодь, в дождь… Мы его домой гоним — сердится. Таскает в воде мешки, ящики. «Где саженцы?» — спрашивает. Тут как раз и подошел с рейда мотобот с деревьями. Уложены аккуратно, корни в мешковину обернуты… Ветер налетел, бот накренило, и одна березка упала в воду. Подхватило ее течением. Никто и не заметил, как Тимофей Николаич прыгнул в лодку. Увидели уже, как гребет. Сильная была волна. Но выгреб. Догнал уплывавшее деревцо, поднял из воды, вынес мокрое, отяжелевшее на берег. Держит на руках, словно не березка это, а малое дитя, к груди прижал, рад, что спас. А на самом лица нет, лихорадка бьет… Окружили мы его тут, говорим: «Или вы, товарищ Королев, отправитесь сейчас же домой, или мы все шабашим!» Подействовало. Увела его жена… Уложила в постель, а он уже горит, уже бредит. Так и не пришел в себя…

Ночевать мы остались на острове. Нас поместили в доме рядом с райкомом, в чьей-то пустовавшей квартире. Похоже было, что хозяева навсегда съехали отсюда и при этом тщательно прибрали жилье. Полы вымыты, навощены, стекла протерты. В буфете хоть и нет посуды, а полки застелены чистыми бумажными салфетками. От стеллажа для книг еще крепко пахнет свежими белилами. Прибрано и на кухне и в сенях. Угольный ящик полон, и можно растопить плиту…

Мы уже легли, когда зашел навестить нас Григорьев.

Он коренной островитянин, потомок алеутов, или, как их еще называют, унанганов, переселенных в начале прошлого века с Алеутских островов на безлюдные Командоры. Сейчас тут около трехсот алеутов, живущих в селе Никольском на острове Беринга и в Преображенском на Медном. Топорков и Сивучий Камень необитаемы, там только топорки да сивучи.

У алеутов свой язык, но нет своей письменности. Они пишут по-русски. У них и в устной речи укоренилось много русских слов, особенно у жителей Медного: их язык несколько отличен от языка соседей.

Кто-то из литераторов уже отмечал, что алеуты не любят покидать свои острова. А если покидают, то, как правило, возвращаются. Говорят, что на материке осело человек пять алеутов, не больше.

Стоит добавить к этому забавную историю, происшедшую с семьей Григорьевых.