От солнца к солнцу

Два дня бродили мы с ним по городу, по его окрестностям, по местам былых сражений, по залам музеев, от памятника к памятнику, а их тут не счесть.

Стоим возле Петра перед входом в музей Полтавской битвы. Царь — «в натуру»: 2 метра 5 сантиметров. На бронзовом мундире несколько вмятин: на груди, на рукавах. Эти боевые ранения «Петр» получил, защищая семью Бойко. Дело было летом 1941 года. Филипп Иванович, как уполномоченный обкома партии, вывозил в Башкирию ценнейшие экспонаты полтавских музеев. Времени почти не оставалось— враг уже подходил к городу — и не все успели заколотить в ящики. Скульптуру Петра уложили в вагон, укутав лишь в рогожу. В этом же вагоне ехал и Бойко с домочадцами. За Харьковом — немецкие самолеты. Прошли низко над эшелоном и прошили его из пулеметов. Филипп Иванович, жена, четверо их ребятишек лежали на полу вагона за спиной у «Петра». Он и спас их своим телом, своей бронзой, в которую угодило с пяток пуль…

Захватила, полонила в Полтаве история. Пора и освобождаться из ее цепких объятий. Вырываюсь в современность! И увлекаю за собой Филиппа Ивановича. Едем с ним к нефтяникам. Это ему кстати: надо побывать в Гоголеве, в Миргороде по делам лекторской группы обкома партии. Говорит, давно собирался на нефтепромыслы, чтобы почерпнуть кое-какие факты и цифры для лекции «Прошлое и настоящее Полтавщины».

Гоголево, Миргород… Чуете, какая опасность снова нависла над нами? Глядишь, и мелькнет в окне Параска, которая задумалась в ожидании Грицька, «подперши локтем хорошенький подбородок свой». А то наткнешься и на Пацюка, что глотает летящие ему в рот вареники в сметане. Или привидится вдруг усадьба, где, оставшись без Пульхерии Ивановны, доживает свой век Афанасий Иванович, согнувшийся «уже вдвое против прежнего». Нет, нет, мы не поддадимся искушениям. Мы проносимся в Миргороде на машине мимо бывшей улицы Старосветских помещиков, переименованной в Комсомольскую. Мимо, мимо! Нам — на нефтяной промысел.

Контора в Гоголеве. Управляющий оказался бесценной находкой для нашего Бойко. В гражданскую войну воевал в этих же местах, где добывает нефть. Махно били. Встречался ли с Фрунзе? А как же, Михаил Васильевич числился почетным красноармейцем у них в полку, бывал не раз. Он и ранен был тут неподалече в бою с махновцами.

Карандаш Бойко так и бегает по бумаге, так и бегает. Старику все интересно: и про гражданскую войну, и про нефть.

Нефть в районе Миргорода нашли недавно. Есть же такие счастливые местечки на земле, как этот городок. Обессмертил его Гоголь. Прославлен лечебной водой, прекрасным курортом.

И в третий раз уготована ему слава — нефть! А когда бурили разведочные скважины и брали пробы, наткнулись на залежи соли. Мало Миргороду минеральной воды, мало нефти, давай ему еще и соляные копи.

Напав на золотую, то бишь нефтяную, жилу, разведчики намертво вцепились в нее и идут вглубь и вширь. Все новые и новые месторождения вступают в строй. Управляющий называет некоторые: Сагайдак, Глинск, Кибенцы.

Надо видеть в эту минуту Филиппа Ивановича. В глазах у него и страдание и порыв. Звучат столь близкие его сердцу названия, и так хочется сказать, что в Глинске Петр наголову разбил конницу Карла, что под Сагайдаком русские бились с татарами. Само слово «сагайдак» означает — сумка для стрел. Что в Кибенцах… Сдерживает себя бедный Бойко, помалкивает, сосредоточенно работая карандашом. А управляющий говорит, что в этих краях не только нефть, должен быть и газ. Идут поиски. Пока такого месторождения, как сказочная Шебелинка под Харьковом, не найдено. Но ищут те же люди, что обнаружили Шебелинку. Есть надежда, что разыщут подобное богатство и на Полтавщине. На днях забил сильный газовый фонтан на хуторе Солохи в Диканьском районе… И тут уже Филипп Иванович не выдерживает.

— Где, где? На хуторе Солохи? — переспрашивает он, и в голосе его восторг. — Вот це диво!

А что, в самом деле, забавно! И не чуяла предприимчивая гоголевская Солоха, что у нее под хатой природный газ. Развела бы уж коммерцию, приготавливая свои вареники да галушки на газовой плите, и народ бы к ней валом повалил…

Едем на один из участков. С нами — Иван Лисовец, мастер-добытчик, по молодости просто Ваня. Он заехал в контору похлопотать о новом оборудовании. Увидел нас в кабинете управляющего, пригласил к себе. Это поблизости, в Сагайдаке, в «сумке для стрел».

У нас машина, но Ваня прикатил на мотоцикле, не бросать же эту лошадку у ворот, оседлал, обдал нас бензиновым дымком, махнул рукой, показывая, куда держать путь, — и был таков. Мы его потеряли из виду. Вокруг поля, поля, и среди кукурузы, подсолнухов, арбузов — нефтяные качалки, стальные журавли, которые методично и равнодушно клюют землю, высасывая черное жидкое золото. Этим меланхоликам все равно, где работать — на Сахалине или на Полтавщине.

А Вани нет. Вдруг вынырнул откуда-то из кукурузы, кричит:

— Давайте сюда!